Афган: русские на войне
Шрифт:
Герои возвращаются домой
Для людей, захвативших Тадж-Бек, все это не имело особого значения. Они знали, что совершили удивительный подвиг. Но операция оказалась во многом неясной, и позднее многие из ее участников с трудом вспоминали, что именно произошло. «У меня многое стерлось из памяти, — отмечал Владимир Гришин из “мусульманского” батальона. — Когда сейчас ветераны Отечественной войны рассказывают, я удивляюсь их хорошей памяти. У меня выключены некоторые эпизоды. Что-то из ряда вон выходящее у меня осталось в памяти, например довольно долго — месяц или два — я ощущал запах паленого мяса и крови»{158}. Один из участников операции впоследствии вспоминал, что бой на лестнице казался чем-то вроде штурма Рейхстага. Другой, несколько лет спустя побывав в разрушенном дворце, изумился
Спустя годы этих людей стали считать героями, перевернувшими славную страницу русской военной истории. Но почти десять лет Кремль стремился держать подробности штурма в секрете. Солдаты поклялись хранить молчание, их героизм отметили, но с минимумом церемоний, и дисциплина по отношению к ним не была смягчена. Лейтенанта Востротина и его 9-ю роту 345-го десантно-парашютного полка отправили к оставшимся солдатам полка в Баграме лишь после Нового года. Они не тратили времени зря и набрали во дворце всякой всячины: немецкие каски, которые носила гвардия Амина, телевизоры, большой магнитофон, пистолеты, ковры и швейную машинку. Уложив все это в грузовик, они отправили машину в Баграм, надеясь внести некоторое разнообразие в жизнь гарнизона. Увы, командир полка Николай Сердюков счел их действия мародерством. Трофеи у солдат отобрали, Востротину грозил трибунал. Его поступок стоил ему и медали, и повышения, на которое он так надеялся{159}.
Четвертого января бойцов «Грома» и «Зенита» посадили в медленный винтовой самолет, и они полетели в Душанбе, столицу Таджикистана. Полет показался им бесконечным. У них не было ни документов, ни копейки денег. В аэропорту их встретил полковник пограничной службы, которого об их прибытии никто не предупредил. Момент был неприятным, хотя в конце концов солдатам удалось объяснить, кто они такие. Затем раненых отправили в госпиталь в Ташкенте, остальные отправились в Москву. Там их встретили с почестями, но объяснили, что они ни при каких обстоятельствах не должны рассказывать о том, чем занимались, и заставили подписать обязательство о неразглашении. Все происходило в условиях такой секретности, что даже медали — их было меньше, чем бойцы надеялись, — вручали тайком и в суматохе. Полковника Бояринова, погибшего под советскими пулями, посмертно признали Героем Советского Союза. Крючков неофициально приехал в его московскую квартиру и лично вручил медаль его жене и сыну{160}.
После этого солдат отправили на две недели в санаторий и лечили от стресса. Некоторые сбрасывали напряжение традиционным способом: топили кошмары в водке. Леониду Гуменному было трудно вернуться к обычной жизни: «Меня мучила страшная бессонница. Спал не более двух часов. Мне снились цветные сны, а также долго во сне ощущал запах дерьма, порохового дыма и крови — запах смерти. Только спустя полгода, после лечения в сочинском санатории смог как-то восстановиться».
Бойцы «мусульманского» батальона отправились домой 9 января. Перед отлетом у них изъяли все сувениры: кинжалы, пару пистолетов, транзисторный радиоприемник и магнитофон. Потом ходили слухи, что бойцы привезли из дворца драгоценности. На самом деле у них не было с собой ничего, кроме личного оружия — даже документов. Они знали, что добились чего-то выдающегося. Но они также знали, что их правительство намерено сохранить подробности свержения Амина в тайне. Один молодой офицер был даже уверен, что их самолет собьют, чтобы замести следы. Возможно, эта дикая, иррациональная мысль была симптомом стресса. Или свидетельством того, как солдаты относились к государству, которому служили{161}.
Часть II.
Бедствия войны
Мы пытались учить афганцев, как строить новое общество, зная, что нам самим это не удалось… Перед нашей армией были поставлены задачи, которые она не в состоянии была выполнить, так как ни одна регулярная армия радикально не может решить проблему мятежной территории.
Глава 6.
Сороковая
Формирование 40-й армии стало триумфом импровизации. Но оно сопровождалось множеством серьезных недочетов, возможно, и не сыгравших бы особой роли, если бы армия смогла избежать тяжелых боев и покинуть страну через год с небольшим, как изначально планировалось. Но когда войска обосновались в Афганистане, промахи — неадекватное жилье, дефицит запасного обмундирования, безвкусная и нездоровая пища, примитивные санитарные условия — дали о себе знать. Выделенные на исправление недостатков средства не пришли. Практически полный крах армейской системы медицинского обслуживания причинил войскам больший вред, чем действия противника.
Сначала 40-я армия по большей части состояла из недоукомплектованных частей из пограничных военных округов. В этих «кадрированных» [30] частях служили только ключевые офицеры и прапорщики, и в случае мобилизации их состав необходимо было пополнить за счет призванных из запаса офицеров, сержантов и рядовых — более пятидесяти тысяч человек. Среди них было много узбеков и таджиков, и, вопреки мнению многих западных экспертов, солдаты из Средней Азии вполне успешно выступали против своих афганских братьев по вере. Армия реквизировала у местных заводов и колхозов около восьмидесяти тысяч единиц транспорта. Для доставки солдат задействовали даже такси {163} .
30
Элемент мобилизационного подхода советского времени. “Кадрированные” части представляли собой, по сути, склады вооружения и техники, где служило в несколько раз меньше людей, чем полагалось по штату, и которые в военное время должны были пополняться до штатной численности. — Прим. пер.
Ответственность за мобилизацию легла на Среднеазиатский военный округ, штаб которого находился в Алма-Ате, и на Туркестанский, со штабом в Ташкенте{164}. Эти два округа прежде не предпринимали столь масштабных операций, так что местные власти, военкоматы и сами военные части оказались не готовы к выполнению поставленной задачи. В интересах безопасности им сообщили, что речь идет об учебной мобилизации и что их главная забота — показать, насколько быстро они способны укомплектовать части. Вопросы качества отошли на второй план. Мобилизация натолкнулась на серьезный дефицит специалистов (водителей бронемашин, артиллеристов и так далее), поскольку местные резервисты, как и большинство солдат в Средней Азии, служили в строительных или мотострелковых частях, где необходимые навыки освоить было невозможно. Многих служащих запаса не удалось найти: их имена или адреса были записаны неверно. Другие приносили поддельные медицинские справки или уклонялись от получения повестки. Среди солдат запаса было много студентов, не служивших в армии и не имевших практических военных навыков.
К весне 1980 года численность 40-й армии достигла примерно 81 тысячи человек, из которых 62 тысячи попали в части первого эшелона. Им были приданы шестьсот танков, полторы тысячи БМП, почти триста БТР, девятьсот орудий, пятьсот самолетов и вертолетов. Разношерстный реквизированный транспорт скоро вернули владельцам, а резервистов заменили кадровые офицеры и призывники. Присутствие этих солдат в Афганистане регулировало двустороннее межправительственное соглашение, в котором оговаривались материальная база, предоставляемая советским войскам, места их дислокации (шестнадцать городов) и пять выделенных для их нужд аэропортов{165}.
В конечном счете 40-ю армию составили три мотострелковых дивизии, воздушно-десантная дивизия, четыре отдельных мотострелковых полка и бригады, отдельная десантно-штурмовая бригада и отдельный парашютно-десантный полк, две бригады специального назначения, подразделения связи, разведки и тыла и инженерно-ремонтные части, а также — уникальный случай — собственные ВВС: истребители-бомбардировщики, вертолеты, транспортные самолеты, авиаремонтные части и части охраны. В лучшие дни армия насчитывала 109 тысяч мужчин и женщин. Кроме того, в поддержку ей были выделены пограничные войска КГБ и внутренние войска МВД (см. Приложение 2).