Афганский рубеж 4

Дорин Михаил

Мимо пронёсся вертолёт Винокуры, а чуть выше ещё одна пара Ми-24. Наша зона ожидания постепенно превращалась в испытание нервов.

Руководителя полётами можно понять — у него задача обеспечить вылет и посадку основных сил, которые продолжают обеспечение и высадку десанта в районе границы.

— Мирванс, 102-му. Разрешите по неустановленной схеме зайти? — спросил я руководителя полётами.

— 102-й, правее полосы зайдёте? Чтобы сразу на стоянку сесть, — запросил меня руководитель полётами, когда я продолжал выполнять

очередной вираж над военным городком.

— Без проблем. Сами зайдём, посадку доложим, — ответил я и снизился к самой земле.

Следом за мной постепенно начали заходить на посадку и мои подчинённые. Не прошло и пяти минут, как мы с Кешей приземлились на бетонную стоянку, разгоняя под собой мелкую афганскую пыль и техников.

— Мирванс, 102-й, группой посадку произвёл. Спасибо, до вылета, — доложил я и, не дожидаясь ответа, начал выключать двигатели.

Осмотревшись, мне стало ясно, что ни о каком обслуживании речи не идёт. В Кандагаре и без нас куча дел. Открыв дверь кабины и сняв шлем, я чуть не оглох от окружающего шума.

Истребители парами взлетали с полосы, разрезая воздух звуками розжига форсажей. Транспортные Ан-26 и Ан-12 готовились к выруливанию, чтобы осуществить воздушные перевозки. И самое главное — свист винтов, словно жужжание тысяч пчёл, сильно бил по ушам.

А ещё топот десятков ног, бегущих по стоянке на погрузку. Один за одним десантники и мотострелки загружаются в вертолёты, чтобы лететь на высадку в отдалённые районы.

В воздухе витали запахи масел, выхлопных газов, керосина и палённых пневматиков после торможения самолётов на полосе — все самые яркие ароматы аэродрома в одном флаконе.

Стоя у кабины, почувствовал особое облегчение. Тут же и усталость в ногах появилась, и задница начала тянуть к земле магнитом, и выпить захотелось чего-нибудь прохладного. Напряжённо началось сегодняшнее утро, так что хочется просто в тишине побыть, но аэродром Кандагара это не позволяет.

Обернувшись назад, я обошёл вертолёт. Что сказать, Ми-24 отделался лёгким испугом. А ещё пятью пробоинами в задней части фюзеляжа, разбитой станцией Л166 «Липа» и пробитыми лопастями. Про трещину на левом блистере и думать не хочется.

Погладив фюзеляж, я тихо поблагодарил вертолёт за работу. Общение с Ми-24 прервал Петров, который тоже вылез из кабины.

— Улей, а не аэродром, — пытался перекричать Кеша звук двигателей проезжающего мимо Ан-26.

Только «шарабан», как его называют лётчики, свернул на рулёжку и вырулил на исполнительный старт, стало чуть потише.

Я поправил разгрузку и достал из кармана шапку. Ветер холодный, а голова сильно вспотела за время полёта. Не хочется простыть.

— И мы ещё прилетели. Зависнем мы тут в ожидании топлива и обслуживания. На обратный надо бы заправиться, — ответил я, посматривая в сторону наших экипажей Ми-8.

Капитан Бойцов шёл вдоль наших Ми-24, не сняв при этом шлемофон.

Явно Денис торопился мне доложить о чём-то.

— Командир, задачу выполнили. Раненых доставили в госпиталь. Погибших тоже, — буднично сказал Бойцов и я пожал ему руку.

Чувствую, что она у него немного дрожит. И это явно не от холода.

— Всё нормально.

— Терпимо. Праваку пришлось… анестезии дать. Там вся грузовая кабина…

Бойцову было сложно рассказывать.

— Можешь не говорить. Мне такие санитарные рейсы ни один раз приходилось выполнять, — перебил я Дениса, которому было не совсем легко вспоминать сегодняшнюю перевозку людей.

Я похлопал его по плечу, а Кеша предложил сигарету. Самое время Денису расслабиться. Постепенно мои лётчики начали подходить ближе, рассказывая свои ощущения после боя.

Сначала воодушевлённо — с интонацией и жестикуляцией, но через несколько минут все эмоции прошли и осталось только волнение. Особенно за тех, кто остался там на камнях.

— Первую 24-ку увидел на выходе из атаки. Там только пепел и две лопасти торчат погнутые. Вот и думай, что от ребят осталось после такого, — вздыхал один из лётчиков, выкуривая очередную сигарету.

Прошло уже 20 минут, а ни один из техников к нам не подошёл. Ни одна машина не подъехала, и никто даже не поинтересовался, кто мы, и зачем сюда прилетели.

— Бортовые техники пускай к инженерам сходят. Пойду разберусь, зачем мы здесь нужны. Если очередная задача, так пусть дают нам топливо, средства поражения и машины АПА, — ответил я, отдавая автомат Кеше.

— Командир, сомневаюсь. Смотри, тут все заняты кроме нас, — предположил Бойцов.

— Я волшебное слово знаю. Пока что отдыхайте.

Одного из операторов отправили на КДП, узнавать обстановку там. Я же пошёл в штаб, где сейчас должно быть всё начальство. Командующий не мог просто так нам приказать сесть в Кандагаре. Наверняка очередную задачу нам нашли.

У самого входа в штаб полка встретился с однополчанами из других эскадрилий. Все выражали своё почтение и восхищение работой моей эскадрильи.

— Тут такое было. Свободных экипажей нет. Высадка отстаёт от графика. Ещё и потери… Короче, вы, Саныч, чью-то задницу спасли, — объяснил один из лётчиков, убегая на вертолёт.

— В первую очередь, мы парням в окружении помогали и задачу выполняли. У кого там задница подгорает, мне всё равно.

— А вот «горелозадому» не всё равно. Ладно, до встречи! — махнул мне второй лётчик и убежал вслед за товарищем.

Войдя в штаб, я не сразу смог попасть к Веленову. Много неизвестных мне людей. В каждом кабинете громкие разговоры и шум набора текстов на пишущих машинках. Где-то говорят спокойно, а где-то без специфического военного лексикона дело не идёт.

Вот и сейчас рядом с доской политинформации, замполит объяснял солдату, так сказать, «за жизнь».