Афоня или путешествие тверского купца Никитина к Древу желаний

Буторин Игорь

«Вот гады, эти русские, — думал про себя итальянец Карло Сфорци, ощупывая вспухающую на лбу шишку от копыта жеребца. — Без карты прутся за три моря. Или, наоборот, хитрованы мощные, маршрут в голове держат. Очень непростой народ, пожалуй, хуже венецианских мавров».

Тем временем Фатима уже успела сбегать в неприметный домишко на окраине города, где и встретилась с начальником тайной стражи столицы. Когда тот услышал, что какие-то путешественники из далекой северной страны мытарят священную гору Кайлас, он прекратил ежедневный прием доносов от шпионов и филеров и помчался во дворец к визирю Чандре.

— Оба-на! — это все, что сказал Чандра, выслушав доклад о путешественниках. После этого

он надолго задумался, пытаясь сопоставить факты и версии.

О странных путниках ему доложили сразу же, как только они миновали городские ворота. Бумаги у них были в порядке и все персоны задекларированы. Оружия при них нет, зато есть: непонятный говорящий медведь, подозрительный кудесник-бродяга с замашками лазутчика и возглавляет весь отряд простодырый турист-иностранец, по лицу которого не скажешь, что он пришел в Индию с камнем за пазухой.

Ах да, еще есть при них отличный жеребец неизвестной породы. Красавец конь! Он уже распорядился, чтобы верные нукеры попробовали сторговать жеребца, а если не получится, чтоб украли и делу конец. На таком скакуне он, пожалуй, и самого падишаха обскачет. Правда, ни в каких скачках он не собирался участвовать. Жеребцу была уготована участь великолепного подарка все для того же падишаха, большого любителя этих прекрасных животных. За такой подарок визирь мог рассчитывать на многие привилегии от властителя, хотя он уже и обладал всеми мыслимыми и немыслимыми дарами и властью, но, как известно, ни того, ни другого много не бывает. Давно известно, лишняя привилегия никогда не бывает лишней. Вон в Мьянме скоро закончится карательная операция, повстанцев изрубят, надо бы туда своего человека на должность наместника посадить, личная флотилия уже два года не пополнялась новыми судами или вон давно хотел дворец новый на побережье построить. Да мало ли желаний у просвещенного человека…

С другой стороны шпионы сообщали, что в город под видом джайна проник еще один подозрительный персонаж. Вездесущие люди визиря успели заметить, как тот заходил в священную реку Ганг в облачении монаха, а вышел уже дервишем. Так быстро веру не меняют. Не связаны ли эти два события? Джайн-дервиш и компания путешественников, ищущих дорогу к Кайласу. Пока одни вопросы… И Чанга распорядился привести к нему на аудиенцию хозяина караван-сарая.

Когда среди ночи раздался стук в дверь, Гурмух понял, что ничего хорошего это ему не сулит. Так и оказалось. В дом ввалилось порядка десяти гвардейцев визиря и, даже не дав накрутить на голове хотя бы полуметровую чалму, прямо так, с непокрытой головой поволокли его в темноту спящего города. Куда? Зачем? Спрашивать было не принято, да и невозможно, задавать вопросы мешал кляп во рту и мешок на голове.

Гурмух обнаружил себя через полчаса. Он сидел на стуле в окружности из горящих лампад. Что происходит за этим светлым кругом ему не было видно, потому что больше источников огня в комнате не было. Однако старый пакистанец все равно чувствовал, что он здесь не один и за ним внимательно наблюдают.

Чандра сидевший визави с Гурмухом, молчал. Только что ему поступили новые сведения о путешественниках. Пока кудесник с медведем осматривали достопримечательности столицы, а путешественник Афоня спал, утомленный прелестями Фатимы, джайн-дервиш проник в комнату и тщательно прошмонал все вещи туристов и обмацал тело Афанасия. Ничего не найдя дервиш буквально растворился. В последний раз его видели, когда он ужом выполз из комнаты путников и пропал…

Дальше — больше. Все тоже самое проделал кудесник-оборванец. Эти данные были получены от мальца Уткира, тоже состоявшего в тайной канцелярии визиря на должности стажера. Этот оборванец даже позарился на скакуна, за что получил копытом в лоб. Тот тоже ничего не нашел и теперь спит.

Тягостное

молчание уже начало раздражать Гурмуха. Раздражение пробудило в нем давно уснувший отважный и вольнолюбивый пуштунский характер, его бабка была родом из Афганистана, оттуда в качестве трофея и была увезена его дедом. Одним словом кровь бабки заиграла, Гурмух зарычал и бросился вон из круга света. Однако ловкий удар в лоб вернул его на место, пуштунская кровь угомонилась. Владелец караван-сарая начал готовиться к воссоединению с Природой.

«Бог создал Природу с её законами, — думал Гурмух, готовясь к смерти. — Можно сознательно следовать или не следовать им. Как рыба, которая может плыть по течению, а может плыть и против течения. Иногда даже рыбе требуется преодолевать огромные расстояния против течения, чтобы отложить икру в верховьях рек. Но рыба не может выйти из реки. Так же и мы не можем выйти за пределы воли Божьей, обладая своей собственной волей. Течение показывает природные законы, созданные Богом, а взаимодействие с ними — это уже дело собственной воли человека. Злодеяния, скупость, ненависть, жадность — это противоестественно и невыгодно, действуя так, человек встречает сопротивление Природы. Любовь следует проявлять в любом повседневном деянии, включая самые простые и обыденные вещи — и в этом выражается природа Бога. Сикхи всегда живут в оптимизме, радости и надежде. С такими настроениями и я иду навстречу с Природой…»

— Слушай меня внимательно, — услышал Гурмух голос визиря, а не Природы и он с радостью, оптимизмом и надеждой начал внимать ему. — Вопросы не задавай, все запоминай и знай, за твоими действиями будут наблюдать сотни моих глаз, твои разговоры будут слышать сотни моих ушей, твои мысли будут читать тысячи моих сознаний…

Алладин без лампы

Афоня проснулся от того, что почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Пялился Гурмух, заранее склонившись в подобострастном поклоне.

— Доброе утро, — запел сингх. — Как спалось, о ясный взор моей зари.

— А где Гуль… Фатима? — сразу поинтересовался путешественник.

— Заболел Фатима, — вздохнул Гурмух. — Вся лежит пораженная вчерашней ночью. Видать душевная рана у нее открылась от любви и нежности, — и хитро подмигнул Афоне.

«Вот зараза, — подумал Афанасий. — Уже растрезвонила».

А хозяин караван-сарая меж тем продолжал петь.

— Ой, счастье тебе выпало чужеземец, ой счастье, — суетился вокруг сингх. — Должен был ты ждать генерала, когда он приедет на доклад, но видно родился ты под счастливой звездой, все устроилось гораздо лучше. Прибыл в столицу знатный вельможа, как узнал про тебя, так сразу послал с приглашением в гости. Идти надо, Афанасий-ага, надо. Очень влиятельный господин. Уж он то, если сговоритесь, возьмет тебя за ручку и самолично прямо во дворец к падишаху проводит пред его ясные очи, да продлит Аллах его светлые дни. Этот вельможа запросто вхож в высокие чертоги. Очень тебе повезло, никогда так не везло, как сегодня повезло. Мне бы такое везение, ой, где бы я сейчас был, уж и не могу представить. Пойдем Афоня, пойдем, велено тебя одного привести, без твоих попутчиков, пошли скоренько.

Так сопровождаемый сладкими причитаниями Гурмуха Афоня оказался у ворот дворца всесильного визиря Чандры.

Ворота открылись, и чьи-то сильные руки схватили русского путешественника и довольно грубо затащили его внутрь. С той же проворностью уже другие руки развернули сингха Гермуха спиной к воротам и, чья-то нога придала ему ускорение, от которого хозяин караван-сарая отлетел на другую сторону улицы и чуть не врезался головой в забор. Давно известно, что нигде в мире и ни с кем тайная полиция особо не церемонится.