Афоня или путешествие тверского купца Никитина к Древу желаний

Буторин Игорь

Афоню проволокли по бесконечным коридорам и втолкнули в комнату без окон, после чего он остался один. Обследования помещения ясности не добавили. Да и какая ясность? Одни шероховатые стены, темнота и тишина.

Сколько просидел в застенке Афоня не знал, только жрать ему уже хотелось не на шутку. Он уже пробовал стучать в дверь, призывал смилостивиться, но ответом была только тишина.

Зигмунд и Карло уже успели сходить на местный привоз и вернулись отягощенные разной экзотической снедью. Понятно, что местных денег у них не было, поэтому мишка пел русские народные песни, за что слушатели благодарили его монетами мелкого достоинства. В это же время Карло очищал

карманы и гомонки местных зевак, слушающих концертную программу говорящего медведя. Монет хватило не только чтобы набрать вкусностей, но еще и остались на потом. Однако, вернувшись в гостиницу артисты не обнаружили там, ни хозяина заведения, ни Афанасия, да вообще никого там не было.

— Квазимоды тоже нет, — заявил Карло после контрольного обхода караван-сарая. — Конюшня пуста, все как вымерли.

— Видно что-то важное мы пропустили, — только и успел, резюмировал умный медведь. Как-то со всех сторон на товарищей обрушились бесчисленные люди в черных одеждах с закрытыми лицами и через несколько секунд на полу лежали два аккуратных свертка — это были плотно спеленатые Зигмунд и Карло.

Наконец в каземате, где томился Афоня, послышались шаги, скрипнула соседняя дверь, и раздался звук, как будто два мешка с картошкой грубо, не особо заботясь о целостности корнеплодов, бросили на пол. После это дверь в камеру путешественника вновь раскрылась, и люди в черном, напоминающие призраков, которых в темноте застенка практически не возможно было различить, накинули на голову Афанасию мешок и потащили вон.

Он сидел на стуле в окружности из горящих лампад, на том же месте, где некоторое время назад, обмирая от страха, трясся Гурмух. Афоня не видел, что происходит за этим светлым кругом.

— Откуда ты, чужестранец, — голос доносился из-за круга света и не сулил ничего хорошего.

Уже в который раз пришлось путешественнику рассказывать свою историю, но ничего не поделаешь, раз спрашивают, надо отвечать, тем более в таком зависимом положении. Да и особых тайн в его путешествии не было, так что же тогда скрывать?

Голос периодически задавал наводящие вопросы: про Персию, про медведя, про Синдбада и Карло. Неподдельный интерес вызвала история про морскую баталию с пиратами. Вернее интерес вызвал джин Каура.

— Каура, говоришь, — загадочно произнес это имя голос. — Опять, говоришь, в бутылке оказался? Вот урод! В лампе ему было тесно, на вольные хлеба потянуло… Вот и накушался воли, пусть теперь тысячи лет парится в кувшине на морском дне, — с сарказмом проговорил собеседник. Судя по всему, рассказ про джинна ему понравился.

— А Вы, я вижу, с ним были знакомы? — Осмелел Афанасий.

— Да, уж… знакомы, почти родственники были, соратниками, — включился в беседу голос, да и интонации стали уже более мягкие. — Я того Кауру, как облупленного знал. Он был моим рабом! Вернее, он был рабом лампы, а лампа принадлежала мне. Жаль сбежал он от меня не вовремя, не успел я сделать все, как задумывал. Спер волшебную лампу с джинном один евнух-скотина продажная! Вот и пусть теперь поживет в окружении рыб. А сейчас расскажи-ка мне, что тебе понадобилось от священной горы Кайлас? — голос вновь приобрел стальные нотки.

Афоня рассказал про своего больного брата и про тяготы и лишения, которые выпали на его долю, в мытарствах здоровья для своего родственника. Разве что про карту, которая стала причиной этого путешествия, и которую он в мельчайших подробностях вогнал в свою память, русский путешественник рассказывать не стал. Кто их знает, этих сатрапов индийских, что у них на уме?

— Я вижу, парень ты простой, и,

наверное, цель твоя истинная, если не врешь, конечно, — снова помягчел голос. — Только вот мало ты что знаешь про гору Кайлас. Не так все с ней просто, не всякого она к себе подпускает. Многие люди пытались подойти к ней, но подпустила к себе она лишь единицы, и те уж не вернулись. Так там и пропали навсегда.

В этот момент ставни на окнах открылись, и Афоня увидел своего собеседника. Им оказался всесильный визирь Чандра. Почему шеф тайной индийской полиции решился открыться узнику, было не понятно. Быть может, проникся его рассказом о больном брате, но скорее всего его опытный наметанный на шпионские ухищрения и легенды глаз определил, что от этого чужеземца особой опасности не исходит, уж очень он неподдельно искренний и открытый. Таких людей практически уже и нет на всем Ближнем, Среднем и Дальнем Востоке, а так же нет их, и в Китае, и в Индии. Говорят, такие искренние люди еще сохранились в Океании, но там живут непуганые папуасы и маори, а у них жизнь простая: если ты не успел кого-то съесть, значит, он успел съесть тебя. Все просто, без затей и прочих дворцовых интриг. Был один испорченный цивилизацией капитан Кук, так они его съели, чтобы он им своими цивильными закидонами карму не портил.

Опять же понравился Афоня грозному визирю еще и за то, что кастрировал джинна Кауру и отправил в запечатанном кувшине под воду. Чувствовалось, что есть между этими двумя персонажами Чандрой и Каурой какая-то связь, какие-то непростые отношения. Но какие?

Об этом скоро узнал русский путешественник. Как только гнев визиря сменился на милость, они перебрались из мрачной комнаты для допросов в большой зал устланный коврами и заполненный столами с разнообразными деликатесами. Здесь их беседа и продолжилась.

История о том, как бездельник Алладин

стал могущественным визирем Чандрой, но не стал индийским раджой

Алладин был простым багдадским гопником. Понятно, что у гопника, будь то в Багдаде или там в каком тебе Витебске, жизнь несладкая. Все к тебе неприязнь испытывают, опять же запах от тебя соответствующий. Гопота она во всем мире одинаковая.

Вот и Алладин был таким же. Перебивался разными заработками: то клозет кому вычистит, то на скотном дворе арыки пробьет от навоза. Но вообще-то работы не было. Поэтому так же, как и остальная багдадская гопота он промышлял на базаре, где, если с головой, то всегда можно, или что-нибудь стырить, или верблюда покараулить, пока хозяин в чайхане шербет кушает и чай пьет, или еще какую оказать мелкую услугу. А за это тебе монетку или лепешку дадут.

Однажды появился на багдадском базаре высокий статный старик. Хоть и чернявый по масти, но видно, что не местный. Чай не пил, ничего не продавал, а просто приходил каждое утро на базар и сидел в тенечке — наблюдал жизнь торговую. Решил тогда Алладин со своими подельничками взять туриста на гоп-стоп. Двое сбивают бедолагу с ног, а Алладин бросается его поднимать и отряхивать, а сам в этот момент инспектирует его карманы. Вначале все шло, как по маслу. Однако, как только дело дошло до ревизии карманов, руку гопника, как тисками сдавило. Это старик цепко впился своими сухими пальцами в запястье неудачного воришки. Потемнело от боли в глазах Алладина. А старик, молча и, не отпуская руки, поволок мальца за городские ворота. Что делать? Из цепких лап старика вырваться нет никакой возможности, а боль такая, что воля отключается.