Агафон с Большой Волги
Шрифт:
– Порешили?!
– Соколов всплеснул длинными руками и, оглядев жениха с ног до всклокоченной головы, грозно добавил: - Ах ты, стервец рыжий! Я к тебе вот с таких лет относился, как к родному сыну. А ты без поры, без времени начал девчонку совращать, тихоня чертов! Марш отсюдова, чтобы духу твоего тут не было! Она, дурак, еще только десятый класс кончила! А он своим жениховством морочит голову.
– Да мы же, да я...
– растерянно бормотал Федя.
– Ступай вон!
Соколов встал с заскрипевшего стула и отвернулся к стеклянной раме.
Сжимая
– Ты не мог с ним полегче?
– накинулась она на рассвирепевшего мужа.
– Спасибо скажи, что ремнем не вытянул.
– Только этого и недоставало от героя и партийного секретаря! крикнула через окно Анна Сергеевна.
В этот же день, не глядя на протест и горькие слезы Даши, ее посадили в машину и отвезли в далекую приуральскую станицу к бабушке, у которой она гостила каждое лето.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Наступил июль, на Урале стояла на редкость хорошая погода, позволившая вовремя управиться с сенокосом. Желтели стеной стоявшие хлеба, а усатый ячмень уже побелел и почти совсем созрел для уборки.
В этом году Чебаклинский совхоз вместо оставленного в Сибири комбайна получил новый, с ростовского завода.
Посоветовавшись с главным инженером, Молодцов решил назначить комбайнером Глафиру Соколову, но не было для нее хорошего штурвального. Сначала думали о Мартьяне Голубенкове, но потом порешили прикрепить его к Соколову. Иван Михайлович считал их друзьями и думал, что они будут отличными напарниками. Соколов в то время находился в отпуске и только вчера возвратился с курорта. Перед его приездом сбежала от бабки Даша и решительно отказалась возвращаться обратно. В доме Соколовых из-за этого шла легкая перепалка. Приходила Агафья Нестеровна и поведала, что видела их с Федькой за кузней, сидевших в обнимку. Они даже и не заметили, как она прошла мимо, разыскивая сбежавшего телка.
Вечером Мартьян встретил Глафиру в клубе и пошел с ней вместе мимо огородов.
– Получаешь новую машину?
– спросил Мартьян.
– Ты ведь знаешь, а зачем-то спрашиваешь, - проговорила Глаша. Может быть, сердишься, что не тебе отдали? Так я могу и отказаться.
– Ну как тебе не стыдно, Глафира. Я рад и даже хотел проситься к тебе штурвальным.
– Я была бы тоже рада, только из этого ничего не выйдет, - ответила Глаша.
– Об этом и думать не стоит.
– Мне и думать запрещено?
Мартьян долго готовился к такому разговору, но с первых же слов почувствовал в ее тоне решительный отказ.
– Ты можешь думать одно, а люди - другое.
– Какие люди?
– настраиваясь все более воинственно, спросил он.
– Будто не знаешь?
– Глаше очень трудно было отказать ему в просьбе, тем более что комбайн в Сибири оставил Мартьян, вернулся с Почетной грамотой за отличную уборку, и все механизаторы полагали, что новую машину получит он.
– А что я должен знать?
– Если мы станем вместе работать, то Варя и Агафья Нестеровна ощиплют меня наголо, да и тебя тоже, - проговорила наконец
– Ах, вот оно что? Ну, мне на это наплевать.
– А мне нет. Извини, Мартьян, я тороплюсь домой.
– Не спеши. Я тоже туда, к вам иду, главного соколика хочу потрепать, пощипать у него перышки, - с задором сказал Мартьян.
Увидев его вместе со снохой, Соколов еще больше помрачнел. Он только что воевал с Дашей и заступившейся за дочь Анной Сергеевной и проиграл сражение. Михаил Лукьянович не знал еще, что руководство совхоза, не спросив даже его мнения, лишило его такого отличного штурвального, как Глафира. Сейчас он сидел на веранде и выправлял велосипедное колесо, кем-то опять искривленное.
Расспросив, как он отдыхал и лечился, Мартьян сообщил о новых наметках дирекции.
– Придется тебе, Миша, с Глафирой расстаться, - сказал Мартьян.
– Переманил, что ли?
– с издевкой спросил Соколов.
– Не думал.
– Мне все твои думки известны. Пока я жив, этого не будет, - сумрачно и глухо проговорил Михаил Лукьянович.
– Плохо, я смотрю, тебя там подлечили, совсем нервный стад, подзадоривал его Мартьян.
– Куражишься, друг?
– Не куражусь, а над тобой, дурачком, потешаюсь.
– Соколов все больше и больше распалялся.
– Валяй! Иванушки-дурачки народ снисходительный. Меня, помню, в детстве спрашивали: "Кем ты хочешь, Мартьянушка, быть - летчиком или инженером?" А я им отвечал, бывало, на полном серьезе: "Иванушкой-дурачком". Почему? Да потому, что Иванушки всегда побеждали и на принцессах женились.
Вспомнив об этом, Мартьян усмехнулся горько и закурил сигарету.
– Наша Глафира тоже, полагаешь, вроде твоей сказочной принцессы? язвительно спросил Соколов.
– Возможно, - глубоко затягиваясь сигаретой и пожимая плечами, ответил Мартьян.
– Конечно, кусок лакомый, да только не к твоему столу, принц Голубенков. Ты вон и Варвару проворонил. Я ведь все знаю и вижу...
– У тебя золотая звездочка... А с высоты всегда дальше видно, Михаил Лукьянович, - сказал Мартьян.
– По-твоему, я звезду незаслуженно отхватил?
– окончательно вскипел Соколов.
– Не спорю, комбайнер ты один из лучших. Давай же говорить откровенно, мы ведь друзья?
– Ишь куда гнешь? Хочешь ко мне в штурвальные, так и скажи.
– Не напрашиваюсь. Но вот к Глафире сейчас просился, не скрою...
– В полюбовники, что ли?
– с оттенком злорадного удовольствия спросил Соколов. Неурядица с дочерью сделала его слишком сердитым и легко возбудимым. Да и печень все еще пошаливала.
За окном веранды, заросшей зеленой вязью разноцветных вьюнков, наплывал летний вечер, окрашивая притихший сад неярким розовым светом.
– Я смотрю, Михаил, курорт совсем тебя испортил. Начинаешь необдуманные слова произносить, - после неловкого молчания проговорил Мартьян.
– Это не там, а тут мне начали портить кровь... Едва расчухались с твоей Варварой и Чертыковцевым... Ну, как он без меня, опять шумел?