Агасфер (Вечный Жид) (том 2)
Шрифт:
– Это так, но признаюсь, чем я становлюсь старше, тем больше отвращения внушают мне низкие и постыдные поступки: я чувствую себя не в силах бороться с ними.
– Нужно будет, у вас будет больше мужества, друг мой!
– Дорогой Марсель!
– продолжал господин Гарди со сдержанным сердечным волнением.
– Я вам часто повторял: моим мужеством была моя мать! Видите ли, друг мой, когда я приходил к ней с растерзанным неблагодарностью сердцем или возмущенный какой-нибудь грязной интригой, она брала в свои почтенные руки мою руку и нежным, серьезным голосом говорила: "Дорогой
– Не будем говорить обо мне, - заметил, скрывая смущение, господин де Блессак.
– Поговорим лучше о другом чувстве, почти столь же нежном и глубоком, как любовь к матери.
– Я вас понимаю, Марсель, - сказал господин Гарди.
– Я ничего не могу от вас скрывать; поэтому в сложных обстоятельствах я обратился за советом к вам... Да... мне кажется, что с каждым днем мое восхищение этой женщиной все увеличивается... Ведь только ее я страстно люблю: ни до нее, ни после я никого никогда не любил и не полюблю... Знаете, Марсель, что делает эту любовь священной в моих глазах? Моя мать, не подозревая, чем была для меня Маргарита, постоянно хвалила мне ее!
– Кроме того, в ваших характерах так много поразительного сходства... Госпожа де Нуази, так же как и вы, обожает свою мать!
– Это правда, Марсель... ее самоотречение в данном случае часто для меня мучительно... Сколько раз со своей обычной искренностью она мне говорила: "Я всем для вас пожертвовала... хотя для матери я пожертвую и вами!"
– Но, слава Богу, друг мой, вам нечего бояться столь жестокого испытания... Вы сами мне сказали, что ее мать отказалась от мысли ехать в Америку, где господин де Нуази, по-видимому, прекрасно устроился и нисколько не беспокоится о жене... Благодаря скромной преданности той превосходной женщины, которая воспитала Маргариту, ваша любовь окружена непроницаемой тайной... Что же может нарушить эту тайну теперь?
– Ничто, о да, ничто!
– воскликнул господин Гарди.
– Я теперь почти уверен в этом...
– Что хотите вы сказать, друг мой?
– Я не знаю, должен ли я говорить об этом...
– Неужели я позволил себе нескромность?
– Вы... дорогой Марсель?.. Как вы могли так подумать?
– с дружеским упреком заметил Гарди.
– Нет... это совсем не то... я люблю говорить о своем счастье, когда я вполне в нем уверен, а моему некоему очаровательному проекту не хватает еще...
Вошедший слуга помешал ему окончить и доложил:
– Сударь, там какой-то пожилой господин желает вас видеть по очень спешному делу...
– Уже!..
– с легким нетерпением воскликнул господин Гарди.
– Вы позволите, друг мой?
– обратился
– Но если это деловой разговор?
– Мои дела ведутся открыто, вы знаете... Попросите этого господина войти.
– Извозчик спрашивает, можно ли ему уехать, - оказал слуга.
– Конечно, нет... он должен отвезти господина де Блессак в Париж... пусть ждет.
Слуга вышел и тотчас же возвратился с Роденом, с которым господин де Блессак не был знаком, так как переговоры о его предательстве велись через третье лицо.
– Господин Гарди?
– спросил Роден, почтительно кланяясь и вопросительно глядя на обоих друзей.
– Это я, что вы желаете?
– приветливо отвечал фабрикант.
Жалкий вид плохо одетого старика навел его на мысль, что тот пришел с просьбой о помощи.
– Господин... Франсуа Гарди?
– повторил Роден, как бы желая удостовериться в полном тождестве.
– Я имел честь сказать вам, что это я...
– Я должен сделать вам конфиденциальное сообщение, - сказал Роден.
– Можете говорить... этот господин мой друг, - отвечал Гарди, указывая на господина де Блессак.
– Все-таки... я желал бы поговорить... наедине...
Господин де Блессак хотел уже выйти, но взгляд господина Гарди его остановил. Фабрикант ласково обратился к Родену, подумав, что, быть может, присутствие постороннего лица стесняет его в его просьбе:
– Простите, дело это касается вас или меня? Для кого из нас вы желаете сохранить разговор втайне?
– Для вас... исключительно для вас!
– Тогда...
– с удивлением сказал господин Гарди, - прошу вас начинать... у меня нет тайн от моего друга...
После нескольких минут молчания Роден заговорил, обращаясь к господину Гарди:
– Я знаю, что вы достойны тех похвал, которые раздаются в ваш адрес, поэтому... вы заслуживаете симпатии любого честного человека...
– Надеюсь...
– И, как честный человек, я пришел оказать вам услугу.
– Какую услугу?
– Я пришел открыть вам ужасное предательство, жертвой которого вы стали.
– Мне кажется, что вы ошибаетесь...
– У меня есть доказательства.
– Доказательства?
– Да, письменные доказательства... той измены, которую я хочу вам открыть... Они здесь... со мною. Человек, которого вы считаете своим другом... вас бесчестно предал...
– Его имя?
– Господин Марсель де Блессак, - отвечал Роден.
При этих словах де Блессак задрожал. Мертвенно бледный, словно пораженный громом, он едва мог прошептать прерывающимся голосом:
– Ме... месье...
Не взглянув на друга, не замечая ужасного смущения, господин Гарди схватил его за руку и воскликнул:
– Тише... молчите... друг мой...
– А затем с блестящим от негодования взором, не сводя с Родена глаз, он произнес презрительно и уничтожающе:
– А!.. вы обвиняете господина де Блессак?
– Обвиняю!
– ясно произнес Роден.