Агдика

Быков Александр А.

– Знаю такую, – довольно кивнул Федор Титов, – хорошо мастера сложили, но клейма простоваты, у нас чертеж пошибчее будет, а уж как изладим, все удивятся. Я ведь обещал еще когда Степану Черепанову, чтобы клейма были наилучшие в городе.

В гостях у господ Черепановых

Крестьянин, что торговал кирпичом, не обманул. Ровно в полдень на Зелене появились подводы с материалом. Федор Титов обрадовался, приказал сгружать, а сам подошел справиться насчет подпятного кирпича.

– Правду ли говорят, что ты мастер в этом деле?

– Кого хочешь спроси, не соврут.

– А

какой обжиг будешь делать, если закажем тебе такой кирпич?

– Э, парень, не так речи ведешь, – ответил мужик, – мне сейчас недосуг, не успеваем возить и обычный кирпич, не то что этот делать. Тут не условия ставить надо, а попросить хорошенько, да в ноженьки поклониться.

– Я не приучен кланяться, – сурово ответил Федор Титов, – говори прямо, будешь делать, или нет, и если будешь – цену называй сразу.

– Засуетился, – повел плечами мужик, – не терпится ему, видишь ли! Тут ведь мало сказать, надобно расчет сделать по фигуре, которую выложить задумал. Ежели просто с выступом, так это одна цена, а ежели надобно руками узор лепить-то совсем другая.

– Хозяин велел сделать клейма, как наилутче возможно, – повторил слова из контракта Титов, – я могу тебе чертеж дать, сколько каких требуется и с каким поворотом.

– Вот это другой разговор, – сменил гнев на милость кирпичный мастер, – вот это я люблю, простой кирпич что, делать просто, набил глины в форму, вытряхнул, вот и готов сырец, потом его в печь и как остынет – можно строить. С подпятным дело иное, тут мастерство надо и крепость другую, чтобы, не дай бог, не осыпался в кладке. Я такой кирпич в печи обжигаю опосля топки, когда самый жар, как пироги пеку, поставишь сырец на противень, пехнешь подальше, устье печи затворишь заслонкой, и жди себе, когда кирпич будет готов. Он аж звенит и крепкий, что твой лоб.

– Вижу, говоришь с толком, – не обидевшись, заметил Титов, – сколько просишь за одну плинфу?

– По работе цена, – уклончиво ответил мужик, – ты давай мне чертежу, я прикину, что к чему, и цену тебе назову, коли поладим – будет у тебя подпятный кирпич, а уж если нет, то не взыщи.

– Скажи хоть, насколько прикидывать, мне ведь надо под него еще денег у Черепановых просить.

– А проси по пятиалтынному [9] за штуку.

– Что, в три раза дороже обычного?

9

Пятиалтынный – 15 копеек.

– А то, работы не в пример больше, все надлежит делать самому, везде сноровить так, чтобы выступы у тебя сошлись в рисунке, а это, брат, непросто, тут надо понимать толк.

– Хорошо, – ответил Титов, – давай будем по рукам бить, по пятнадцати копеек за подпятный кирпич за штуку и все выверты по чертежу, как указано будет.

– Лады, сделаем, – протянул ладонь мастер.

Они ударили с размаху друг другу по рукам, и этот жест был покрепче любого бумажного договора. Титов принес бумаги и стал чертить на нем контур клейма. Когда чертеж был готов, они стали примерять его по стене, сколько аршин в длину и ширину. Потом Федор нанес поверх рисунка линии, сначала продольные, а потом поперечные. Получилось подобие кирпичной стены. В тех местах, где нужен был выступ, рисунок прошел по нарисованным кирпичам. Это и были места, где следовало

применить подпятный кирпич.

– Вот теперь другое дело, – сказал мастер, – я сочту количество, которые плинфы выверты имеют и буду делать, благословясь.

– Это нижний ряд, он попроще, а вот следующий будет изуфренный [10] , у меня для него узор особный приготовлен, – Титов вспомнил про орнамент на старой денге. – Это главные клейма для всего храма, их будет отовсюду видать, на них глядя, будут радоваться и купцы проезжие, и местный люд приходской, а более всего господа Черепановы, люб этот узор Василию Яковлевичу, дай Бог ему здоровья на долгие годы.

10

Изуфренный – красивый, сложной конфигурации – диалект.

На том и порешили, мужик попросил задаток, треть суммы вперед, сказал, что оно ему будет сподручнее, потому как есть расход немалый по части глины и дров. Титов с понимаем кивнул и крикнул Максима, который все время почтительно наблюдал за разговором мастеров со стороны.

– Слышь, Максимушко, надобно тебе до Черепановых идти и денег на клейма попросить на первый ряд пятнадцать рублев. Пусть дадут и готовят еще полста на следующий ряд, он и размером побольше и в работе сложнее, а уж как изладим его, окна выложим, так и начнем вершить церковь, там и до крыши недолго. До морозов бы закрыть ее не мешало, хотя бы временно, а уж потом, благословясь, шею станем выкладывать и купол.

– Схожу, – откликнулся Максим, – Матрена Ивановна меня чаем напоить обещала, может вспомнит.

– Обычный кирпич еще надобен? – спросил Кузьма Петров.

– Вези конечно, – ответил Титов старший. – Максим, где там у нас мешки с деньгами? Подай мастеру все, что осталось.

На следующий день сын Федора Титова отправился к Черепановым в большой недавно срубленный дом, настоящие палаты, стоявшие на берегу Сухоны.

– Куда? – спросил привратник, мордатый и наглый дворовый парень по имени Мирон.

– К Матрене Ивановне.

– Без спросу пущать никого не велено.

– А ты спроси, скажи Максим Титов пришел по делу.

Привратник исчез, закрыв перед носом Максима калитку. Тот остался ждать у ворот.

На улице было свежо. Ветер дул с западной стороны, и вдоль по течению Сухоны катились одна за другой волны. Наперерез им двигались суда, одни под парусами, другие на ручной тяге. Река, без которой не было бы ни Тотьмы, ни Устюга, ни других важных городов Архангелогородской губернии, давала жизнь и работу многим тысячам проживавших на ее берегах жителей. Они умели управляться с парусами, и когда началось освоение Восточной Сибири и побережья Тихого океана, кормчих и гребцов стали приглашать ходить на дальние моря.

Он вспомнил рассказы отца как покойный Степан Яковлевич Черепанов в свое время в 1759 году так же покинул Тотьму, чтобы через четыре года вернуться сюда богатым купцом. С этого путешествия и стал знаменит род Черепановых.

«Вот бы и мне в дальние страны уехать, – подумал Максим, – только отец не отпустит, ему помощник нужен тут, видать, не судьба поглядеть на море-окиян. Да ладно, надобно кому-то и эти дела делать».

– Проходи, парень, барыня тебя ждет! – вернувшийся Мирон был полон достоинства.