Агент Их Величеств. Часть 2

Александров Александр

– А устройство...

– Прибор будет отправлен в исследовательский центр Отдела, тщательно изучен и спрятан в самый дальний угол самого тёмного и глубокого хранилища. Это дрянь, Фигаро. Хуже ритуала «Мортис Сиренити», хуже Обсерватора. Вечная жизнь за чужой счёт, а построить эту проклятую машинку можно в гараже. Я «серым» с ОСП-шниками даже копии не передам.

– Чего он добивается?.. – Артур дёрнул себя за бороду, нахмурился и ловко всучил Ноктусу две бубновых дамы и тройку – мерзкая комбинация для выбивания козырей. – Вот чего я никак не могу понять. Отомстить мне? Допустим. Отложим пока в сторону вопрос «за что?». Просто допустим. Но это странная месть: дурацкие записочки, человек

со стёртой и переписанной памятью, яд, который я изобрёл... Он словно показывает: глядите, я могу колоть орехи королевскими печатями и жарить сосиски в пасти дракона. Ну, можешь. И что теперь?

– И этот прибор, дети в колбах, их родители... – Ноктус покачал головой, и, скривившись, отдал Артуру трефового туза. – Удивительное пренебрежение... да вообще всем. Он ведёт себя... вы ведь воевали, Фигаро, да?.. Постоянно забываю, извините... Ну, вот как офицер Рейха в городском музее: гобелены в камин, шкафы с экспонатами – к окнам, на башне оборудовать пулемётную точку. Твори дичь, мы здесь проездом, если коротко.

– Что наталкивает меня на другую мысль. – Следователь с интересом наблюдал, как Мерлин Первый выбивает из рук куратора карты, которые ещё минуту назад казались пачкой беспроигрышных билетов. – А что если он действительно... ну... не отсюда? Артур, вы же путешествовали по... всяким другим местам. Что, в таком случае, мешает кому-нибудь оттуда попасть сюда? Вы в этих своих путешествиях, небось, по головам немало прошлись. Вот и заимели недругов.

– Во, – Артур назидательно поднял палец, – не отрывая взгляда от карт, – я же говорил, что работа в Особом Отделе пойдёт вам на пользу, Фигаро. Умнее она вас не сделает, но на масштабы мышления точно повлияет позитивно... Хвалю, хорошая теория. Но нет. И дело не в том, что в своих путешествиях я всегда был паинькой – как раз-таки наоборот. Дело в другом: отследить такие путешествия невозможно. Это не под силу никому вообще. Помните, как Луи де Фрикассо объяснял вам устройство вселенной? Никому не найти меня среди бесконечного множества альтернативных Артуров. И это я уже не говорю о том, что место, откуда я привёз сюда технологии таких путешествий, бесславно кануло в небытие. Конечно, ничего нельзя полностью сбрасывать со счетов, если речь идёт о бесконечном инварианте, поэтому вашу теорию берём на карандашик. Но я, повторюсь, считаю этот вариант маловероятным.

– И что дальше? – Фигаро невольно усмехнулся, глядя то, как Ноктус ловко сыграл «в Шута» – взял Артура на чистый блеф, потому как Шута-Джокера у него на руках и в помине не было.

– Дальше? – Куратор довольно забрал пару трефовых королей Мерлина и тут же зашёл с девяток. – Дальше я буду разгребать весь этот... этот... не могу подобрать приличного слова, извините.

– Можете использовать неприличные, – вздохнул Артур, добирая карты из колоды, – мы не против.

Ноктус использовал. А потом ещё раз использовал, витиевато пройдясь многоэтажным матерком вдоль по улочке, упомянув в своей тираде бюрократов ОСП, бумажную тягомотину Отдела, который вместо бюрократии страдал своеобразной учётной истерией, требовавшей описать каждую щепку с места любого инцидента в трёх томах и пяти фотоальбомах, несколько раз нелестно упомянул Белого Короля из пророчества, и зачем-то отсыпал щедрой горстью Сабрине Вейл, хотя следователь так и не понял, в чём именно провинилась несчастная колдунья.

– ...и в бабушки душу его мать! – Ноктус, отдыхиваясь, вытер пот со лба дрожащей рукой, срезал Мерлина сразу на три жирные взятки, и принялся тасовать «левый отбой». – Вот как-то так. А вы, господин Мерлин вместе с моим подопечным, господином Фигаро, сегодня же отправитесь в Нижный Тудым, где будете сидеть тише воды ниже травы.

Не отсвечивать. Не устраивать локальных Армагеддонов. Не призывать Могуществ малого ключа. Удите рыбу, пейте водку, отдыхайте и ждите отмашки лично от меня. Пока этот Белый, мать его, Король на свободе... Впрочем, думаю, вы и сами всё понимаете.

– Понимаю. – Следователь вздохнул.

...Над озером опять с шумом пролетели утки, поднялись выше, потом ещё выше, выстроились в неровный клин, и рванули куда-то в сторону низкого растрёпанного солнца. Ветер пробежал по воде, оставив за собой мелкую рябь, и в лицо Фигаро пахнуло свежестью – настоящей, холодной, зимней, от которой сводит зубы. Холмы вокруг всё так же хмуро чернели, косясь из-под своих снеговых шапок, но теперь их вид вызывал мысли не о смерти и окончательной энтропии, а о санках. Простых деревянных санках с полозьями смазанными нутряным салом, на которых так удобно таскать валежник для печи, а то и просто упасть на них животом и – у-у-у-у-ух! – рвануть вниз по склону. Да хоть бы и вот с такого холма.

«Только пусть ещё снегу навалит, – подумал следователь, – а то это что? Это смех один, а не снег. Нужно чтобы честный снег, чтобы по горло, чтобы двери не открыть, такой, чтобы ночью скрипело под ногами, и чтобы пахло ёлкой... Да! Вот устрою такие новогодние праздники, что все закачаются! И ёлка будет, и гирлянда электрическая, и Гастона позову, и тётушку Марту, а Артура сделаем Морозным Дедом. Он, конечно, возмутится, но потом, после пары рюмок наливки, всё равно костюм напялит – я его знаю... И то: старику пойдёт красное с белым... Слушай, а ведь у тебя машина есть! Настоящий моторваген! Так что не забудь резину поменять на зиму, а лучше сразу ставь цепи с шипами – в Нижнем Тудыме сам знаешь, какие дороги... Дороги, дороги... Хватит с меня дорог. Хочу домой, хочу, чтобы тепло, сытно и никуда не надо бежать, срываясь посреди ночи. Отдых, отдых, Астратот меня побери, и все силы Верхнего Мира!»

– .
– .
– .
– .
–

Тяжёлые чёрные волны нарочито медлительно поднимались над частоколом серых, похожих на зубы скал, застывали на мгновение и с грохотом рушились, превращаясь в водяную пыль. Море вгрызалось в берег, но делало это без спешки: век, столетие – не важно, эти скалы рухнут, обратятся камнями, которые вода пережуёт в блестящие голыши, покатает на зубах и выплюнет обратно на берег. Море, как и время, знало свою силу и поэтому никуда не спешило.

На берегу, там, где скользкий камень нависал над бурлящей водяной бездной широким серым языком, стоял молодой человек в лёгком плаще. Такой плащ уместнее бы смотрелся на улицах какого-нибудь богатого города, среди карет, моторвагенов и электрических пролеток; здесь же, на пронизывающем до костей ветру, плюющемся ледяным дождем, летящим над землёй почти горизонтально, он выглядел странно-нелепой бутафорией, издёвкой над смыслом и логикой. Таковой же выглядел маленький серебряный череп-заколка на плаще, скалившийся в водяную муть безглазой гримасой.

Впрочем, если присмотреться повнимательнее, то можно было заметить странную вещь: хотя ветер отчаянно рвал полы плаща похожие на крылья ночной бабочки, ледяные брызги не касались тонкой фигурки на скале, облетая её, точно натыкаясь на лезвие невидимого меча, разрезавшего бурю напополам.

Воздух за спиной стоявшего на скале юноши потемнел, сжался, хлопнул выходом шорт-треккера и выплюнул на мокрые камни человека с ног до головы укутанного в толстую алхимическую робу полной защиты; лицо прибывшего скрывала резиновая газовая маска с гофрированным чёрным «хоботом» дыхательного шланга.