Агент Их Величеств. Часть 2

Александров Александр

– А дворецкий?

– Тоже ничего. Но знаете что? Мне кажется, вы видели именно ту самую парочку, которая работала в «Шервуде»: хозяин и его слуга.

– Мда… Ну а заклятье, которое они на меня повесили – его вы опознали?

– Заклятье растворилось в пустоте как только мы нашли вас у дверей «Шервуда». Самоликвидация. Однако на вас никто не применял Рассеивающее, так что я смог кое-что восстановить через Обсерватор, любезно предоставленный мне господином Ноктусом. – Мерлин заговорщицки подмигнул Фигаро. – Обсерватор не считывает тонкие эфирные структуры глубоких уровней эфира, поскольку изначально заточен под, так сказать, видимый его спектр. Заклинания в нём нормально не рассмотришь. Но главное я понял. Эта штука блокировала вашу связь с Отделом, мной, и не

давала вам колдовать. Сложная, хитроумная и очень коварная вещь... Понимаете, Фигаро, мои заклинания, в отличие от заклятий Отлела, вас пингуют... м-м-м-м… короче говоря, каждые несколько секунд посылают к вам сигнал, на который должен прийти строго определённый ответ, вычисляемый по сложному алгоритму. Похоже на связывающую нас верёвочку: я её дёргаю, а вы, сами того не подозревая, мне отвечаете. Так вот: заклятье перехватывало ответ, сохраняло кодировку, но подменяло суть: вы там умирали от яда, а я в «Шервуде» был свято уверен, что с вами всё отлично. Эта штука даже меняла показатели вашего организма: пульс, температуру тела, биохимию крови, в общем, делала всё, чтобы старый дурак Мерлин ничего не заподозрил. И, предвосхищая ваш вопрос, я понятия не имею, кто мог бы написать такую штуку. Даже Бруне бы, наверное, не смог.

На песчаном пятачке у озера повисло тягостное молчание: Фигаро думал, Ноктус курил, а Артур злобно кусал себя за губу, ковыряя носком дорогой туфли кучку камушков.

– И что будет дальше? – Следователь потянулся, и решительно встал на ноги, стряхивая с себя колдовскую сонливость. Голова сразу же закружилась, и он чуть не шлёпнулся назад.

– Вы будете лежать и выздоравливать, – отрезал куратор. – А я – выгребать дерьмо: чистить головы местному руководству, подделывать катастрофу, в которой погибли эти несчастные дети, собирать оставшиеся улики, и следить, чтобы тысячи коробок, свитков и воспоминаний попали в нужные ящики, были тщательно изучены, пронумерованы и отправлены на изучение. Такие дела не имеют срока давности, но, думаю, что мы, увы, ещё встретимся с этим Фанетом, кем бы он ни был. А, и если что, то во все детали дела «Новое солнце», помимо моего начальства, посвящены всего три человека, и все они сейчас здесь. Так что рот на замок, Фигаро. И изучите пока вот это.

Куратор встал, несильным кинетиком отправил следователя обратно на шезлонг, и положил Фигаро на колени книгу.

Это была тонкая, страниц на сто, книженция в белой обложке с инвентарным номером. Судя по машинописному тексту и штампу «только для служебного пользования» это было что-то из внутренней библиотеки Отдела, скорее всего, перепечатка оригинального текста.

– Сабрина Вейл, краткое жизнеописание, – прочёл следователь вслух. – Как вы там любите выражаться, Артур? Требую пояснительную бригаду?

– Ага, – Артур ухмыльнулся, – но это к Ноктусу. Я сам про эту Сабрину недавно услышал.

Впрочем, лицо старого колдуна тут же помрачнело; Артур покачал головой, и, понизив голос, ткнул в книгу пальцем, точно собираясь пальнуть по ней молнией.

– И советую изучить эту штуку внимательно. Как знать, какие мысли придут в голову носителю Договора... Куратор?

– Да, – Ноктус щелчком отшвырнул в сторону озера окурок, превратив его в пыль в дюйме от поверхности воды, – думаю, здесь без объяснений не обойтись. В общем, перед тем, как вы отключились, с вами кто-то связался через эфир. Простая телепатия, ничего эдакого. Вы ничего не запомнили; не потому что кто-то специально хотел удалить информацию об этом сеансе связи из вашей головы, а просто потому что были в таком состоянии, в котором мозг не очень-то настроен адекватно работать с воспоминаниями.

– Эм-м-м... Вроде как по пьянке?

– Хорошее сравнение, – Ноктус одобрительно кивнул. – Именно что как по пьянке. Так вот, Фигаро, между вашей краткосрочной памятью и долгосрочной есть нечто вроде буферной зоны, и вот там-то иногда застревает всякое... короче говоря, осколки информации: картинки, фразы, иногда просто запахи или тактильные ощущения. У вас там застряла фраза. Слушайте.

Ноктус поднял палец вверх, и в воздухе замерцало

туманное веретено психограммы. Ничего похожего на картинку не было, но следователю показалось, что на мгновение в трепещущей проекции его собственного разума мелькнул странный светящийся силуэт, точно огромная белая бабочка пронеслась мимо ночного фонаря.

А потом Фигаро услышал голос:

– Мы ещё встретимся, Фигаро. Когда мёртвые вернутся к родным очагам и сердца их возрадуются.

Голос был лишён интонаций (так всегда бывает, когда мозг не запоминает эмоциональную окраску разговора), но даже в этом безликом слепке было нечто такое, от чего у следователя по загривку побежали мурашки. Ведь даже если отбросить всякую метафизику, Фигаро сейчас слышал голос человека, который пытался его убить.

– Я эти слова сразу узнал. – Ноктус насупился, но в его голосе явно слышалось довольство; куратор был горд собой. – Вы, Фигаро, читайте, читайте. Там не так много, а обсудить всё это нужно срочно.

– Да тут страниц сто!

– Ничего, мы с господином Мерлином пока что в картишки перекинемся... Что скажет Квадриптих? В подкидного?

– Ну, к чёрту. Скучно. Давайте в Колдуна и Шута.

– С двойками?

– Ага.

– На две колоды?

– Ясен пень.

«О, это надолго», – подумал Фигаро и, послюнив палец, открыл книгу. Пропустив часть «Для служащих Отдела» где рассказывалось о недопустимости разглашения внутренней информации, а также красочно и с подробностями описывались последствия, что настигнут тех, кто таки решит эту саму информацию разгласить, следователь открыл страницы на «Предисловии», и углубился в чтение.

...Есть люди, которые физически не могут читать, когда рядом находится ещё кто-то, шумит чайник, орут во дворе коты или в углу скребёт мышь. Похоже, именно для этой категории людей в библиотеках и строят огромные читальные залы, где тишину строго блюдут хмурая дамочка в очках и невероятно нервный домовой, всегда готовый протянуть шваброй по спине любого, кто посмеет чихнуть в этой обители святой Тишины. Фигаро же, в целом понимая таких людей, и ничего против них не имея, читать мог даже под бомбёжкой (чем неоднократно и занимался, пока дирижабли Рейха забрасывали королевские блиндажи начинёнными гайками фугасами). Поэтому шлепки карт и возгласы «а вот чёрную скушайте, господин Ноктус!» или «Шут! А?! Что, проверим? Вскрываемся?» его совершенно не волновали; мир сузился до размеров книжной страницы, вывернулся через неё наизнанку, и перестал существовать.

Сабрина Вейл была магистром-метафизиком, работала в Особом Отделе и специализировалась на прикладной демонологии. Когда ей исполнилось сорок пять (к этому времени колдунья уже десять лет как была на пенсии, однако бросать работу наотрез отказывалась) произошёл несчастный случай на полигоне: новое заклятье изгнания сработало неверно, и Сабрина получила травму ауры – не смертельную, но достаточно сильную, чтобы почти на месяц отправится с клинику св. Морганы.

Случившееся не было чем-то из ряда вон выходящим. Как совершенно справедливо говорил Артур-Зигфрид, «все труды по метафизике достойные этого названия пишутся кровью практиков настоянной на слезах теоретиков». Старик любил подобные пышно-саркастические фразы, но конкретно здесь Мерлин попал в точку: новое и неоткрытое колдовство всегда в миллион раз опаснее самого опасного из того, что уже известно и открыто.

Сабрине Вейл, в общем, повезло: она осталась жива, не стала инвалидом и не повредилась рассудком.

Сабрина просто стала оракулом.

Хотя, если подумать, то, что случилось с колдуньей можно назвать своего рода двойным везением: даже став оракулом она сохранила трезвость мысли и остроту ума. Видения если и беспокоили Сабрину, то не затмевали собой реальность и не провоцировали психозы. Колдунья не бегала ночами по городским улицам, провозглашая неисчислимые беды, чуму и потоп; она методично и обстоятельно конспектировала происходящее у неё в голове, и в итоге написала нечто вроде короткой брошюры посвящённой тому, что же на самом деле происходит с оракулами, и почему это происходит вообще.