Агент ливийского полковника
Шрифт:
Кроме стандартных камер для временного содержания арестованных в самом конце длинного коридора одна напротив другой находились две камеры для допросов; очень удобно для обработки сразу двух заключенных, проходящих по одному делу. Двери этих помещений были выполнены из толстого плексигласа с отверстиями поверху. Эту пару помещений кто-то из служащих окрестил «стеклянными глазами».
В самом Музее военной разведки, открытом для посещений три дня в неделю, в первую очередь обращала на себя внимание панорама береговой линии, где в 1944 году шли ожесточенные бои с немецкой армией.
Конечно же, большинство посетителей лишь мельком знакомилось с панорамой и демонстрационной моделью
Андрей Рахманов остановился перед стендом, за которым красовался в оранжевой кобуре «кольт» калибра 8,1 миллиметра. Пистолет состоял на вооружении Британской ССО. «Красавец», – оценил это оружие Андрей.
А вот английский портативный передатчик MK-IV. Странная на первый взгляд пара: выкидной нож и платок-карта, рисунок и текст (чаще всего легенда или задание, о котором агент узнает только после заброски на вражескую территорию), который проявляется при попадании на него мочи.
А эта часть музея наверняка заинтересовала бы Ахмеда Джемаля. Рахманов пересилил в себе желание обернуться. Его внимание привлек английский химический взрыватель замедленного действия, который применялся в период Второй мировой войны. В набор входили ампулы с растворителями различной концентрации, таблица времени задержки взрыва для каждой ампулы в зависимости от температуры. Сам взрыватель состоял из инициирующего винта, ампулы, пыжа, ударного механизма, корпуса с резьбой крепления взрывателя к мине, детонатора.
Рахманов поравнялся с очередной зеркальной витриной, в которой отразился высокий блондин – лет сорока, с холодными синими глазами и парой приметных родинок на щеке и подбородке. К этому гриму, на котором остановился Андрей, он подобрал обычные джинсы, вязаный свитер, в качестве аксессуаров – фотоаппарат «Никон» и небольшую сумку с ремешком через плечо. Фотоаппарат, правда, ему пришлось сдать на входе, и Рахманов не преминул воспользоваться этим благоприятным моментом, оказавшись в шаге от помещения охраны. Оно было обставлено в модерновом стиле, что в равной степени относилось и к десятиэтажной махине «Воксхолл-кросс», возвышающейся над набережной. Прежде всего в глаза бросалась открытость, она же – предостережение злоумышленникам, что музей находится под тотальным контролем. Передняя стена представляла собой витрину с легким зеркальным оттенком, а за ней наблюдалась работа вооруженных охранников, заключающаяся в наблюдении за мониторами системы слежения. Зеркальное изображение помогло Рахманову выявить недочет в работе системы. Один из мониторов показывал картинку с центральной камеры наружного наблюдения, установленной на портике: широкая, уходящая за перспективу лестница, посетители, разделившиеся на два редких потока: одни входили через портал, другие выходили. Но главным моментом стал служебный автомобиль, снятый камерой на треть, не больше, – не позволял угол обзора жестко зафиксированной видеокамеры. И ближе машину поставить было невозможно: она вплотную стояла к нижней ступени. Собственно, Андрей наблюдал миниатюрную, на три машины, парковку.
А вот прибор ночного видения. Когда смотришь в него, складывается ощущение, что ты на Луне, – именно такая ассоциация зародилась у Рахманова, когда он впервые взглянул на мир через объектив
Андрей еще раз проверил уровень сигнала на своем мобильном телефоне. Ноль. В этом плане музей военной разведки пополнил список с залами для переговоров, конференций, театров. За пределами музея сотовая связь была на высшем уровне.
Он покинул музей. Ему пора было возвращаться в Локерби...
«Гордон, найди Фаруха Башира до моего приезда». Гордон Рейн, поставив свою машину в тридцати метрах от дома ливийца, вот уже несколько часов выполнял приказ. И только сейчас он увидел его. Фарух приближался к дому, озираясь по сторонам. Одет он был в рваные на коленях и выцветшие джинсы, широкий свитер болтался на его плечах, как на вешалке. Гордон завысил свои показатели, посигналив Фаруху и махнув рукой: «А ну давай ко мне!» Фарух развернулся со строгой грациозностью циркуля, на одной ноге, и рванул в обратную сторону. Гордон Рейн грязно выругался.
Ему и в этот раз пришлось показать свои спринтерские способности. Он рванул за Фарухом Баширом, используя для стартовой площадки подножку своего автомобиля. Башир мчался по Итон-сквер, как будто на встречу с ар-Рахманом, чтобы дать согласие на сотрудничество, но с условием: раз и навсегда избавить его от преследования военной разведки.
За сотню метров до магазина поношенной одежды Фарух так круто свернул в сторону, что Гордон не успел вовремя затормозить, и ему пришлось делать петлю, на чем он потерял время. А Фарух показал, что находится в отличной спортивной форме и в своем районе, где он знал каждый закоулок.
Еще один поворот, и Фарух, как показалось Гордону, оказался в тупике: впереди кирпичная стена, соединившая высоченный склад и жилое здание. Взбудораженный агент решил ногой с ходу ударить ливийца и размазать его по стене. Но Фарух, не снижая скорости, показал себя с неожиданной стороны – мастером паркура. Вильнув в сторону, он высоко выпрыгнул, оттолкнулся от складской стены и, разворачиваясь в воздухе на целый круг, оттолкнулся уже от кирпичной стены. Мгновение, и он взлетел на ее гребень. Дав полюбоваться на себя секунду, спрыгнул вниз.
Гордон преодолел это препятствие, используя выступы на стене жилого дома, и когда спрыгнул с четырехметровой высоты, Фарух уже подбегал к стройке.
– Мразь! – снова выругался Гордон и помчался в обход здания, наперерез беглецу, понимая, что с проворным и гибким противником внутри строительного лабиринта ему не справиться.
Он выбежал с тыльной стороны строящегося колледжа, о чем говорил установленный стенд, и остановился. Фарух не выходил из недостроенного здания, в противном случае он мог бы ухватить его за куртку. Значит, остался внутри.
По доске, приставленной к оконному проему, Гордон поднялся на первый этаж, на ходу освобождая кобуру от пистолета, спрыгнул на бетонный пол и огляделся. Ему показалось, Фарух где-то рядом и наблюдает за ним. Гордон пожалел, что явился к Фаруху один, без поддержки напарника, как того требовала внутренняя служебная инструкция.
Он поравнялся с лестничным маршем, на котором пока не были установлены перила, преодолел один пролет, остановился на площадке и снова прислушался. Пол на этой стройке был сплошь покрыт пылью и строительным мусором, и Гордон услышал бы малейшее передвижение.