Агент ливийского полковника
Шрифт:
Паттерсон выглядел более решительно. Его голубую рубашку пересекали ремни плечевой кобуры, рукоятка пистолета говорила о размерах самого оружия и являлась показателем боеготовности. Кобура находилась под правой рукой, и Руби вдруг подумала: «Левша, он, что ли?»
Нет, Паттерсон не был левшой. Техника выхватывания пистолета, находящегося в кобуре под рабочей рукой, была отточена им до совершенства; этому способствовало и расположение кобуры – ближе к поясу.
Надо отдать ему должное, Паттерсон быстро справился с ударом под названием «связанный и живой Патрик». Надежда снова окрылила его, и он случай в подвале с подающим сигналы SOS
– Мы ведем его, – напомнил о себе капитан Нэш-Вильямс. В общем-то, он зашифровал в этой фразе вопрос: «Что нам делать?» Так называемого решения на выстрел ни он, ни его снайпер не имели, для этого им нужно было получить команду от Паттерсона.
– Отлично! Он наш. А куда он денется? Рахманов вышел на последнюю прямую. Снайпер ведет его, капитан?
– Как если бы держал в руке пульт дистанционного управления, – образно отозвался Нэш-Вильямс.
– Господи, – вслух помянул всевышнего Паттерсон, – и почему мой голос не дрожит?
Несколько дней назад он был ближе к Рахманову, слившемуся с толпой в польском квартале Лондона, но в то время на него не пялилась полицейская модель «L96» калибра 7,62 миллиметра. Сейчас Рахманов пусть не стремительно, но довольно активно сокращал расстояние, и в определенный момент он пересечет точку невозвращения.
– Раз уж он сам идет к нам в руки, возьмем его в доме – без лишнего шума. Как мотылек, он летит на цветок...
И Натан Паттерсон, бросив взгляд на герань, перевел его на Руби Уоллес и ушел так же неожиданно, как и появился.
На первом этаже гостиной Паттерсон, нервно отмерив шагами расстояние от одной стены до другой, вплотную подошел к хозяину дома. Он впервые так подчеркнуто открыто, как убийца дочери этого человека, смотрел на него. И буквально повторил за Ахмедом Джемалем:
– Молчи! Ни слова, мать твою! Сиди и слушай, что должен будешь сделать. Проявишь свою ослиную натуру, останешься вдовцом. Потом я пристрелю твою дочь. Я вышибу ей мозги, ты меня понял?
Стивен не успел ответить агенту, вспышку гнева которого даже он посчитал оправданной, – рация передала очередной доклад капитана спецназа:
– Он в семидесяти метрах.
– Рахманов подходит к дому, – снова переключился на хозяина Паттерсон. – Через минуту он позвонит в дверь. Веди себя естественно. Теперь он мне нужен живым. Без единой царапины.
Собственно, Паттерсон вел речь о пике мастерства разведчика. И снова Стивен Макгрегор понял его.
– Вам необязательно угрожать мне. Я сделаю все для спасения своей семьи. Но позже я задам вам один вопрос: «Что дальше?»
– Вот позже я на него и отвечу, – смягчил тон Паттерсон, подумав: «Сбиваюсь на Томаса Муди». И четко представил себе несдержанного чернокожего коллегу. С его-то характером дом Макгрегоров не простоял бы и часа.
Снайпер опустил оружие: цель выпала из поля его зрения, и работа его на этом заканчивалась. Незаметно от командира группы он покачал головой.
Однако капитан Нэш-Вильямс заметил этот жест неудовлетворения и мог, поддержав подчиненного, повторить его вслед за ним.
Капитан спустился на первый этаж флигеля, передал по рации очередное распоряжение, содержание которого сводилось к тому,
«Опрометчивое решение, – подумал капитан, прикуривая сигарету. – А вдруг в коробке, которую ар-Рахман беспрепятственно пронес в дом, нечто напоминающее то, о чем рассуждал по громкой связи Натан Паттерсон, – бомба? Это называется – нате, получите. А в сказочном варианте – «семерых одним ударом».
Прошло пятнадцать-двадцать секунд. Ни взрыва, ни хрена, подытожил Нэш-Вильямс. Паттерсон так и не вырубил громкую связь, и капитан услышал его голос: «Кто ты такой, мать твою?» Поначалу спецназовец решил, что этот вопрос адресован ему, а когда понял, что произошло в главном доме, громко рассмеялся – прямо в гарнитуру скрытого ношения.
Через полчаса Паттерсон сдержал обещание, данное им Стивену Макгрегору:
– А с тобой будет вот что. Ты будешь молчать об этом инциденте до конца дней своих, и эта тайна будет пострашнее той, о которой все мы знаем. Откроешь рот – тебя обвинят в пособничестве ливийскому террористу, в укрывательстве свидетеля и его самого. Ты разделишь с ним ответственность за гибель по меньшей мере двадцати шести человек, погибших во время теракта. Это все, что я хотел тебе сказать. Хотя нет: воспользуйся деньгами и не трепли нервы ни себе, ни своим близким, ни... Ну, ты знаешь, о ком я говорю. – Паттерсон снова смягчил тон в конце монолога. Во второй раз за последние несколько минут.
Двойной удар. Так рассуждал Натан Паттерсон об очередной поражении. Рахманов нанес двойной, выверенный удар, и последствия его были бесстрастно зафиксированы видеокамерой и системой звукозаписи, установленной в доме Макгрегора, доме, который то ли устоял, то ли пал. Без купюр звучит непристойно, с купюрами (вариант для Троя Смита) – примерно так:
«Кто ты такой (...)?»
«Посыльный».
«Какой (...) посыльный?»
«А вы, ребята, кто такие?»
«Заткни пасть (...) и отвечай (...) на вопрос!»
«Я посыльный из цветочной фирмы «Флауэрс энд хербс». Кто из вас Натан Паттерсон?»
Нет, даже в таком варианте Смиту не стоит читать распечатку, а тем более слушать запись, прерываемую мышиным писком – заменителем нецензурной брани. Вот разве что можно оставить заковыристое выражение Свитинга, назвавшего посыльного рукоблядником. Паттерсон впервые такое слышал.
Посыльного отпустили. Паттерсона не заинтересовала даже такая деталь, как внешность посыльного – как на заказ, и способ доставки – припарковать машину за квартал до указанного адреса и доставить букет чайных роз на своих двоих.