Агент разведки, или «Бред разнервничавшихся доктринеров»
Шрифт:
В саду в это время играла восточная мелодия в исполнении дворцовых музыкантов. Солист, выдвинувшись вперёд, тенором выводил рулады, аккомпанируя себе на дуторе 12 . Закончив пение, дуторист без паузы заиграл ритмичную мелодию и, обернувшись к другим музыкантам, закивал головой в такт музыке, приглашая поддержать. Теперь вперёд выдвинулся виртуоз с дойрой в руках. Пальцами обеих рук он выбивал барабанную дробь на туго натянутой коже и в то же время встряхивал дойру таким образом, чтобы выводить мелодичный звон металлических колец, закреплённых на инструменте. Он исполнял усул –
12
Дутор – традиционный двухструнный щипковый инструмент народов Центральной и Средней Азии.
Одна из наложниц выпорхнула на середину импровизированного танцевального круга и, высоко подняв руки и крутя ладонями в разные стороны, закружила так, что даже эмир стал покачивать бёдрами в такт музыке. Видя, что их повелитель в настроении, свита, жёны и наложницы эмира захлопали в ладоши, подбадривая танцовщицу. Так продолжалось довольно продолжительное время – музыканты исполняли мелодию за мелодией, песню за песней, одну танцовщицу сменяла другая, третья, четвёртая… Все были вовлечены в общее веселье. Все, кроме Ольги и Яна…
С этого дня Мицкевич твёрдо решил помочь соотечественнице сбежать из дворца эмира. Случай, который поспособствовал осуществлению плана, представился, после того как Мицкевич спас от расправы толстяка-кастрата, приглядывающего за гаремом. Услышав однажды крики о помощи, доносящиеся из дальней комнаты дворца, Ян устремился туда и увидел занесённую над бедолагой руку с кривой саблей. Подпоручик не задумываясь с ходу выхватил своё оружие и сильным ударом отбил саблю нукера. Тот на мгновение опешил, но тут же с яростью бросился на чужака. Однако он не учёл уровень фехтовальной подготовки противника, поэтому Ян, после пары отбитых ударов, закрутил руку с саблей особым приёмом и выбил оружие нукера из рук. Он не стал убивать или ранить побеждённого, опасаясь гнева эмира. Ограничился тем, что поддел кончиком своей сабли с пола его оружие и, поймав на лету, протянул стражнику.
– Возьми! – сказал гневно. – Последнее дело для нукера убивать безоружного. Иди отсюда и доложи командиру о случившемся.
Тот молча удалился, лишь обратив мутные расширенные зрачки в сторону кастрата, который тотчас бросился к ногам Мицкевича и стал целовать его сапог.
– О господин офицер! Благодарю вас! Вы спасли жизнь несчастного Ахуна. Я ваш раб навеки!
Ян с отвращением оттолкнул толстяка:
– Ты не мой раб, а раб эмира! Перестань унижаться! Лучше скажи, что здесь произошло.
Кастрат отполз на пару шагов и, встав на колени, проговорил тонким голосом:
– Этот Файзрахман-нукер давно меня невзлюбил. Как-то раз я его, обкуренного гашишем, не пустил к наложницам эмира. Хотя даже не доложил об этом кому следует. Лишиться бы ему головы в таком случае.
– И что он хотел от тебя на этот раз?
– Мы с ним столкнулись в коридоре дворца. Файзрахман должен был сегодня охранять вход в покои повелителя, а вместо этого опять курил гашиш в углу. Увидев меня, он, как в прошлый раз, набросился на меня с кулаками, затолкал в эту комнату и стал избивать. Но, хвала Всевышнему, в это время появились вы и спасли меня.
– Как, говоришь, тебя зовут?
– Ахун.
– Ахун,
– Спасибо, господин офицер! Ахун не забудет вашей доброты!
Расставшись с толстяком, Мицкевич пошёл искать командира нукеров-охранников. Он обнаружил его о чём-то толкующим с тем самым Файзрахманом. Гашишник, увидев русского, попятился и исчез за дверью, ведущей к выходу. Командира нукеров звали Абдурахман. Он был потомственным нукером из узбеков, а Файзрахман – его племянником. Абдурахман взял его на службу во дворец по убедительной просьбе брата, хотя знал, что тот нечист на руку и балуется гашишем. Но Файзрахман клятвенно обещал вести себя прилично и завязать с пагубным пристрастием.
Абдурахман, увидев Яна, сделал суровое лицо, но обратился почтительно:
– Я вас приветствую, Ян-усто! Мне надо с вами серьёзно поговорить!
Нукеры называли Мицкевича «усто» – «мастер», за его мастерство в военном искусстве. В первую очередь за умение мастерски фехтовать на саблях. Никто не мог устоять против него, хотя у узбеков, ещё со времён Тамерлана, были свои традиции в этом боевом искусстве. Дело в том, что их кривые сабли больше подходили лишь для одной разновидности удара – сверху вниз. Колющий удар ими нанести было невозможно, не говоря уже об иных приёмах фехтования. А прямая сабля Мицкевича показывала чудеса универсальности, чем он и пользовался.
– Я сам искал вас, Абдурахман-командир! Как раз по поводу вашего подчинённого, который только что отошёл. Надеюсь, он доложил о происшествии?
– Да, доложил! Он заявил, что вы неожиданно напали на него, отобрали саблю и избили…
Подпоручик рассмеялся. Он, конечно, знал о врождённом коварстве и хитрости азиатов, но, до каких пределов порой доходит их откровенная подлость, не представлял.
– Вот стервец! – воскликнул Ян. – А разве он не доложил, что перед этим, накурившись гашиша, вместо охраны покоев своего повелителя, пристал к кастрату Ахуну и чуть не зарубил того?! Я лишь помог не свершиться преступлению и тем самым спас самого Файзрахмана от гнева эмира!
– Простите меня, Ян-усто! Файзрахман – мой племянник. Не губите его докладом эмиру. Я сам с ним разберусь.
– И скажите ему, чтобы больше не обижал Ахуна.
– Хорошо, Ян-усто! Вы благородный человек!
Мицкевич знал, что слова Абдурахмана ничего не стоят. С это дня Ян приобрёл злейшего врага – Файзрахмана, пользующегося покровительством родственника, и преданного друга – в лице Ахуна.
Как-то раз, встретив евнуха, Мицкевич попросил его об одолжении.
– Для вас что угодно, господин офицер! – заявил кастрат тонким голосом.
– Расскажи мне, Ахун, что за русская девушка в гареме эмира?
Ахун опасливо оглянулся по сторонам и сказал:
– Господин офицер, об этом нельзя говорить! Не вводите в грех Ахуна!
– Ну что же ты, Ахун?! Она же моя несчастная соотечественница. Мне её так же жалко, как тебя. И так же, как тебе помог в трудную минуту, хочу ей помочь. Понимаешь?!
Ахун немного помолчал, обдумывая предложение, наконец природная доброта и приобретённая мягкость победили сомнения.
– Её привезли люди Абдурахмана из Самарканда. Он иногда выезжает в другие города, чтобы подобрать девушку для эмира. Хотя эмир не очень расположен к девушкам – он больше предпочитает юношей, но положение повелителя обязывает иметь гарем. Девушку выкрали, когда она гуляла по самаркандскому базару без сопровождения мужчины.