Агент
Шрифт:
В разгар утра «пикник» кончился.
— Вчера так не хотелось никуда трогаться, — признался Алекс, — а сегодня… Только с пилою и согрелся!
— Не лето, чай, — согласился Кузьмич.
— Так, — хлопнул Кирилл по коленям натруженными ладонями, — слушай мою команду! Все звёздочки и прочие вытребеньки снять — мы находимся в глубоком тылу противника. И постарайтесь переодеться под белогвардейщину!
Сам Авинов откопал в капитанской каюте поношенный чёрный китель и фуражку. Не бог весть что, конечно, но всё-таки.
Братья
«Мурман» бодро пыхтел, шлёпал колёсами по студёной двинской воде, плыл.
После обеда (по кружке рыбного бульону, да с сухарём…) сыграли боевую тревогу — с севера, вверх по течению, шла британская канлодка «Хамбер». Завидев русский военный пароход, англичане дали гудок и застопорили машины, сближаясь на встречных курсах.
— Вшё, — брякнул Талала, — приехали!
— Разговорчики в строю!.. — сказал Авинов и подозвал фон Лампе: — Английский знаешь?
— Немного, — скромно ответил Алекс.
— Будешь мне помогать.
Борт «Хамбера» приблизился вплотную, увесисто толкнулся в скулу «Мурмана», сминая мягкие кранцы. Димитрий и Даниил приняли швартовы.
— Хэллоу! — рявкнул дюжий командир корабля с рыжей шкиперской бородкой от уха до уха.
Матросы с палубы «Хамбера» весело скалились, щеголяя в русских меховых шапках.
— Хэллоу! — ответил Кирилл.
Перебросившись с английским «кэптеном» парой учтивостей и вызнав, кто куда следует, Авинов решил сыграть доблестного русского офицера. Нажаловавшись на нехватку угля, он прозрачно намекнул на одно удручающее обстоятельство — команду нечем было кормить.
— Уипьем уодки! — выразился капитан, исчерпав багаж знаний по русскому, и отдал приказ.
Британские матросы, скалясь по-прежнему, натащили картонных коробок с тушёнкой, сгущёнкой, уилтширским беконом и новозеландскими яйцами, пересыпанными сухарями, французской солониной, каким-то компотом…
— Аллеc гут! — выразился Димитрий, припомнив немецкие словечки, слышанные в Либаве. А британцы, они с немаками рядом проживают, должны уразуметь…
Распрощались с англичанами хорошо, даже Талала, пошептавшись с Алексом, выдал:
— Шэнк ю!
Два корабля, настоящая канонерка и самодельная, разошлись, как в море, каждый следуя своим курсом.
— Сигареты! — ахнул Даниил, разбирая «подарки». Дрожащими руками разворошив пачку «Лаки страйк», он сунул одну сигаретину в рот и торопливо закурил. Вдохнул глубоко, щурясь от дыма и полузабытого удовольствия. — Сма-а-ачно!
— Бабская безделка, — посмеивался Кузьмич, но тоже засмолил по одной.
Алекс не курил. Ножом пооткрывав банки, он скомандовал:
— Налетай!
Это была роскошь — по банке корн-бифа в руки! Кирилл нежно, щепетно взял пластик розовой ветчины, переслоенной пергаментом, и отправил в рот. Господи, как просто человеку испытать
— Вот ведь, буржуи недобитые, — хмыкал Талала. — Чего б так-то не воевать?
Настроение у экипажа беглой канонерки резко пошло вверх. Даже плицы колёс, чудилось, зашлёпали живее…
Ниже впадения Пинеги Северная Двина разошлась, будто расплелась, на множество проток и русел. Изобилуя плоскими островами и пожнями, долина реки раздвинулась за горизонт. На подходе к Архангельску воды слились воедино, чтобы у самого города вновь разойтись запутанным лабиринтом дельты.
Названия архангельских предместий поражали слух: Цигломень, Чубола, Талаги, Маймакса… Никакой руси, сплошные лопь да сумь! [161]
Суровые пейзажи Севера впечатляли своею скудной красочностью, неяркой, в два-три цвета, живописностью и скромным величием. Здешние края были пасынками природы — отлучённые от тепла южных широт, они брали за душу не буйным роскошеством жизни, а строгою простотой. И, когда по правому берегу встал город, это было как явление чуда. Высокие каменные дома с колоннами перемежались крепкими деревянными усадебками, луковки церквей почти касались низко клубившихся туч.
161
Лопь, сумь— летописные названия народов, населявших новгородские земли. Предки саамов и финнов.
Звенели и ширкали паровые пилы в Маймаксе, звякали и тренькали трамваи, публика гулко топала по деревянным тротуарам. Ещё один трамвайчик, уже речной, пересекал Двину от железнодорожного вокзала на левом берегу до городской набережной на правом.
У причала стоял американский крейсер «Олимпия» и несколько английских канонерок, но союзники не вмешивались в разборки между «туземцами». Королевские стрелки Гемпширского полка охраняли бесконечные склады или вили петли по набережной, заводя знакомства с местными барышнями, но глаза не мозолили.
— Может, к Маймакше жавернём? — неуверенно сказал Талала.
— А что там?
— Пролетарии там…
— А где ж они раньше были, пролетарии эти? Позарывали винтовки на огородах — и ждали, чем всё закончится. Идём в Соломбалу — портовые покрепче.
— Мимо крейшеров… — поёжился беззубый.
— Могут и не заметить — интервенты должны были уже привыкнуть к нашему бардаку…
И впрямь — «Мурман» неторопливо прочапал на виду у всего города, пока не свернул в речку Кузнечиху, отделявшую Соломбалу. Выбрав дальний закуток, где у причалов сгрудились облезлые шхуны и зачуханные буксиры, канонерка пристала к берегу.