Агентство «Аргентина»
Шрифт:
— Значит, нужно сделать так, что не заподозрил.
Ньялсага кивнул.
— Да. Жаль, что я не смогу использовать заклинания: Трефалониус почует магию и насторожится.
— А он точно почует?
Ньялсага подумал.
— Не знаю. Но дядюшка Фю, например, прекрасно чувствует.
Кемен прикусил губу.
— Тогда придется действовать без магии.
Он положил руку на старую потрепанную папку, лежавшую на коленях.
— Времени будет совсем немного. Главное — успеть вмешаться, когда Трефалониус запустит клыки в шею жертвы!
Ньялсага
— Всего несколько секунд. Второго шанса Трефалониус не даст.
Кемен открыл папку и стал перебирать бумаги.
— Хэрвелл упоминает о случае обращения. В каждом из них после укуса человек получал несколько капель крови вампира. Этого было достаточно, чтоб началось…
Он запнулся, подбирая слово.
— Он называл это перерождением. Говорил, что инициировать можно даже мертвого человека, если он умер совсем недавно и тело еще теплое. Так?
— Да, начинается что-то вроде магической трансформации, — неохотно пояснил Ньялсага, поглядывая на ворона: вид у Дэберхема был такой, словно он слушал давно известные ему вещи. — И когда она закончится, среди вампиров появляется новобранец. Он мертв: его сердце не бьется, он не дышит, его кожа холодна на ощупь, и он не стареет. Но, в отличие от зомби, он думает, ходит, планирует, говорит. И что самое поганое: он охотится и убивает!
Он вспомнил вампира-стряпчего: осторожного, вкрадчивого, незаметного.
— Не думаю, что Трефалониус будет инициировать. Во-первых, побоится делать это без разрешения Гинзоги. Во-вторых, то, что вампиры без разбору обращают людей в себе в себе подобных — всего лишь легенда. Новый член клана — это всегда соперник в борьбе за пищу и власть, поэтому вампиры обращают далеко не каждого и лишь тогда, когда в этом есть необходимость. Но точно знаю, что при виде и запахе крови ни один вампир не сможет себя контролировать. Это им просто не под силу.
— Я смотрю, тебе многое известно, — заметил Кемен.
Ньялсага поколебался, прежде чем ответить.
— Знакомый один был когда-то… давно. Охотился на вампиров, вроде Хэрвелла.
Кемен бросил на заклинателя быстрый взгляд.
— И что? Его убили?
— Хуже, — Ньялсага опустил стекло: захотелось глотнуть свежего воздуха. — Отомстили. Поймали, обратили в вампира и отпустили.
— Зачем?
— Всех обращенных первое время сильно тянет домой. Они стремятся найти свою семью: мужья — жен, жены — мужей. Молодые женщины разыскивают бывших женихов, женихи — невест, дети — родителей и так далее. И нет в это время для людей места опасней, чем родной дом! Ну и…
Он помолчал немного, глядя перед собой невидящими глазами, потом тряхнул головой.
— Ладно, вернемся к Трефалониусу. Задачка нам выпала из непростых, — он принялся загибать пальцы. — Сначала — обмануть старого хитрого вампира и спровоцировать его на нападение. Будем считать, что это удалось. После того, как Трефалониус вцепится в шею, неплохо было бы каким-то чудом от него вырваться,
— Да, — в раздумье проговорил Кемен. — Как бы унести от него ноги… и клинок, смоченный в крови жертвы вампира.
— Ну, а дальше уже сущая ерунда, — продолжал Ньялсага. — Заколоть Гинзогу кинжалом и справиться со Сворой. Всего-то!
Он снова взглянул через стекло на Дэберхема.
— Когда ведьма узнает, что у нас есть то, что способно ее убить, не сбежит ли она? — спросил Кемен. — Нельзя ее отпускать, рано или поздно она вернется да еще всю Свору с собой приведет!
Ньялсага отрицательно покачал головой.
— Уверен, что не сбежит. Она придет в ярость и мы на своей шкуре узнаем, что такое ее гнев.
Они надолго замолчали. Первым тишину нарушил Кемен:
— Будем действовать, как условились?
— Будем, — эхом отозвался Ньялсага.
Дэберхем посмотрел сначала на одного человека, потом на другого. В глазах ворона явно читалось сомнение.
— А что стало с тем вамп… с твоим знакомым? — нарушил молчание Кемен.
— Он… его убили, — не глядя на собеседника, ответил заклинатель. — Но перед этим он все-таки успел побывать дома.
— А кто его… — начал было Кемен, но взглянул на Ньялсагу и умолк.
Потом вынул из папки еще один листок бумаги и протянул заклинателю.
— А если что-то вдруг пойдет не так? — осторожно поинтересовался потомок Хэрвелла. — Тогда что делать?
Ньялсагу взял листок.
— «Некоторое время после обращения человек думает и действует почти так же, как при жизни. Однако вскоре он познает непобедимую жажду крови и понимает, что его жизнь зависит от питания своими сородичами. Сознание его изменяется: он перестает быть человеком и жизнь других людей в его глазах становится все менее и менее ценной. Годы превращаются в десятилетия, затем — в века и вампир становится опасным кровожадным монстром. Так было всегда, иного пути нет», — вслух прочитал Ньялсага, скомкал листок и некоторое время сидел молча. Потом посмотрел в зеркало и встретился взглядом с Кеменом.
— Если что-то пойдет не так, — проговорил Ньялсага, глядя ему в глаза. — Тогда отрежь мне голову. А потом хватай кинжал и уноси ноги.
…Алина осмотрелась вокруг — все спокойно, насколько спокойно может быть на кладбище — и продолжила попытки уговорить своего спутника вернуться. Но разговор получался односторонним: «Бриммский василиск» отмалчивался и в диалог не вступал, так что мало помалу Алине стало казаться, что она говорит сама с собой.
— Зачем связываться с некромантом? Зачем тащиться на кладбище? Что ты доказать пытаешься? Что его не боишься? Ты пойми, кладбище — это его территория. Пока он здесь находится, ничего ты с ним не сделаешь! А вот он с тобой…