Агентство ’ЭКЗОРЦИСТ’: CITRINITAS
Шрифт:
— Что это за список? — спросил я, ничего не понимая.
— Не прикидывайтесь! — наморщила носик девушка. — Я вам не враг! Обещаю не выдавать, но и вы заступитесь за бедную сироту, — она попыталась улыбнуться, но было заметно, что боится. — Всё, мне пора! — она выглянула из-за бакенов, подождала секунду и исчезла.
Я хотел выйти из укрытия вслед за ней, но, видимо, тревога девушки передалась мне. Решил немного выждать. Заодно посмотреть, что за список дала горничная. Стянув зубами одну перчатку, я расправил листок. Там были всего четыре фамилии, выведенных вкривь и вкось — похоже, девушка торопилась,
Она сказала, что выписала фамилии из каких-то документов графини и была уверена, что я — полицейский, охотящийся за этими сведениями. Графиню, как она полагала, должны были вскоре арестовать. Значит, фон Раскуль — политическая? Неужели анархистка? Или террористка?
Я засунул листок в карман — к протоколу вскрытия и записной книжке доктора Барни. Что мне со всем этим делать? Может, сойти на берег и сдать всю компанию в ближайшем полицейском отделении? Только что я скажу? Графиню не посадят в кутузку оттого только, что какой-то молокосос, выдающий себя за другого человека — а это наверняка быстро установят — обвинил её сам не знает, в чём. Даже если этот молокосос — сын лорда Блаунта. Опять же оставалась проблема: как объясняться со стражами закона в чужой стране? Я владел только английским и итальянским. Хорошо, если меня вообще поймут.
Я вспомнил залитую светом гостиную в доме графини. Было какое-то неясное бесстыдство в том, как она выставила себя на обозрение гостя — словно хотела, чтобы я получше рассмотрел её. Это ощущение усугублялось и тем, что во всём остальном особняке почему-то царил полумрак.
Но фон Раскуль не была похожа на террористку. Во всяком случае, я представлял себе людей, оставляющих в кафе бомбы, иначе. И вообще, я не слышал, чтобы среди них были аристократы.
Я вышел из-за бакенов, осмотрелся. Решил, что достаточно проветрился, и отправился в свою каюту. По дороге мне попался господин в клетчатой паре и круглых очках. Когда он прошёл мимо — в тесном коридоре мы едва разминулись — меня обдало запахом сырого лука и дешёвого одеколона.
Дождавшись, пока незнакомец свернёт за угол, я отпер дверь каюты и скользнул внутрь, тут же поспешно задвинув щеколду. Было темно.Чувство было странное: словно что-то изменилось за время моего отсутствия. Я пошарил рукой по стене, щёлкнул выключателем и замер, как истукан: прямо передо мной стоял Франц и держал на мушке своего револьвера. Дворецкий был в тройке и туфлях, галстук он распустил — видимо, пока проводил обыск. Следы досмотра имелись повсюду — Франц не пытался замаскировать их. На его узком лице играла злобная ухмылка.
— Молчать! — процедил он, стоя совершенно неподвижно. — А то убью, как собаку! — перекошенный рот напоминал щель, и слова вылетали из него так, словно дворецкий с усилием проталкивал их. Он сделал шаг в сторону, не сводя с меня холодных глаз. — Садитесь, господин ищейка! — он указал лёгким кивком на кровать.
И этот туда же! Тоже принял за полицейского. Я послушался и опустился на краешек койки. На всякий случай выставил между нами барьер. Можно было разобраться с дворецким хоть сейчас, но мне
— Давайте оружие! — потребовал Франц. — Только без шуток! Предупреждаю, я стреляю без промаха.
Я вытащил кольт и протянул ему, держа двумя пальцами. Забрать пушку я всегда успею. Пусть думает, что контролирует ситуацию.
— Что, думали обмануть нас?! — насмешливо поинтересовался Франц. — Не с дураками дело имеете!
Я представил графиню, которая узнаёт, что напрасно отправилась в путешествие. Судя по тому, как фон Раскуль упрашивала «доктора Барни», сопровождать её, она будет крайне разочарована. «Они опасны!» — вспомнились слова горничной, сказанные всего несколько минут назад.
— Молчите? — Франц удовлетворённо кивнул. — Успели что-нибудь разнюхать? Как вам пришла в голову идея заменить доктора? — он взял со стола ворох исписанных мною листков — результаты бесплодных попыток разгадать шифр записной книжки адвоката. — Эти пометки сделаны другим почерком, нежели прочие, — сказал Франц. — Я подозревал давно, а теперь совершенно убеждён, что вы не доктор Барни. Не пойму только, почему к нам отправили такого молодого субъекта. Неужели не нашлось более подходящих по возрасту? Или ваше начальство решило, что графиня положит на молодого красавчика глаз? — насмешливо продолжал Франц. — Но и тут просчитались: есть уже у неё один вроде вас. Пошикарней только. Не такой Адонис, конечно, зато при деньгах и с положением. Опоздали, господа ищейки!
Я промолчал. Франц воспринял это как капитуляцию.
— Что ж, — проговорил он задумчиво. — Графиня расстроится, если узнает, что напрасно отправилась в путь. Она возлагала на вас чересчур большие надежды. Для неё будет большим ударом узнать, что вы — лжец и полицейский шпион. Я не стану её так расстраивать. Пусть считает, что вы… пропали. Думаю, вернувшись в Англию, мы отыщем и наймём настоящего доктора Барни.
Значит, ни графиня, ни её дворецкий не знали, что доктор-адвокат умер.
А меня, похоже, скоро будут убивать. Вот только каким образом? Не станет же Франц стрелять в каюте: услышат стюарды и пассажиры. Или станет? Мой взгляд остановился на чёрном дуле, смотревшем прямо в грудь.
— Идёмте! — приказал Франц, словно на что-то решившись. — Вы первый. И не вздумайте выкинуть какой-нибудь фокус, ясно? Я буду следовать за вами на расстоянии одного шага. Сейчас мы выйдем на палубу и спустимся в третий класс. Идите и не оборачивайтесь, пока я вам не велю. Всё понятно?
Я кивнул.
— Тогда вперёд!
Глава 29
Выйдя из каюты, мы двинулись по коридору. Я держал барьер, так что выстрела в спину не опасался. Навстречу попался стюард, потом какой-то господин в смокинге и белом галстуке. В руке он держал трость. Я попытался представить идущего сзади дворецкого. Не несёт же он пистолет в руке. Наверное, положил в карман и целится в спину. Посмеет выстрелить при свидетелях? Вряд ли.
Коридор стал пуст и оставался таковым, пока мы не вышли на палубу. Здесь народу немного прибавилось: пассажиры потянулись в кают-компанию, где в это время ставили ломберные столы. Дамы принарядились, мужчины тоже. Из раскрытых иллюминаторов доносились звуки оркестра. Кажется, играли Шопена.