Агентурная сеть
Шрифт:
Здесь, усадив своих клиенток на ящики, искусные парикмахеры заплетали местным красоткам десятки косичек, которые свободно свисали вокруг их головок, или выкладывали из этих косичек причудливые узоры; мужчинам же выстригали пижонские проборы или делали прически «а ля Анджела Дэвис».
Но самой большой достопримечательностью этого района были, конечно, авторемонтные мастерские, в которых народные умельцы превращали проржавевшие рыдваны во вполне приличные средства передвижения. Казалось, для них не было ничего невозможного, потому что они могли с помощью паяльной лампы и обычного молотка выправить кузов автомобиля, побывавшего не то что в дорожном происшествии,
От созерцания африканской экзотики меня отвлек удивленный голос Кулика:
— Куда это они все побежали?
Я посмотрел прямо по ходу машины и увидел, как толпа отхлынула от рынка и устремилась туда, где улицу, ведущую к центру города, пересекал виадук, по которому проходила узкоколейная железная дорога, соединявшая порт с внутренними районами страны.
По рядам торговцев, лавкам ремесленников и прочему рыночному люду тоже прошла какая-то волна, и многие из них, побросав свои занятия, кто быстрым шагом, кто бегом направились в сторону виадука.
— По-моему, там какое-то народное гулянье, — высказала предположение Людмила, приглядевшись к тому, что происходило впереди.
— В такой ранний час? — удивился ее муж. — Да и повода вроде нет.
Повода действительно не было, тем более что в столице все еще не отменили чрезвычайное положение и действовал комендантский час.
Мальчишки прекратили возню и тоже с интересом стали смотреть вперед.
А там и в самом деле происходило нечто, напоминавшее народное гуляние: то в одном, то в другом месте гастролировали самодеятельные оркестры народных инструментов, состоящие из набора тамтамов, разных трещоток и пищалок, напоминавших шотландские волынки, пели и танцевали школьные ансамбли, и в это всеобщее веселье постепенно вовлекались любопытствующие прохожие.
Улица постепенно заполнялась ликующим народом, и машины, снижая скорость, ехали по все сужавшемуся людскому коридору, сдерживаемому полицейскими и солдатами с оружием в руках.
Внезапно ехавшая впереди нас машина, за рулем которой находился европеец, остановилась и стала делать попытки развернуться.
— Чего это он мудрит? — удивился Кулик и тоже остановился.
Я посмотрел в сторону виадука, до которого оставалось не более ста метров, и вдруг увидел, что под ним на длинных веревках раскачиваются пять трупов. И тут я вспомнил, что вчера по радио был оглашен смертный приговор, вынесенный верховным трибуналом руководителям переворота. В этом сообщении не говорилось, когда и где он будет приведен в исполнение, и вот только что их, видимо, и казнили, накинув на шеи веревки и под восторженный рев толпы и народную музыку сбросив прямо с виадука, под которым двигался автомобильный поток.
Я глянул на Кулика. Он тоже увидел повешенных, и, застыв в оцепенении, сжимал руль побелевшими пальцами.
— Леня, поворачивай назад, — тихонько сказал я, стараясь, чтобы Людмила и дети, сидевшие на заднем сиденьи, не догадались, что заставило нас остановиться.
Но любопытная, как и все женщины, Людмила протиснулась между передними сиденьями и со словами: «Что там случилось?» — стала вглядываться в бесновавшуюся вокруг нас массовку. Разглядев под виадуком пять трупов, она дико вскрикнула и едва не забилась в истерике, но ее привел в чувство резкий окрик мужа:
— Уймись, Людмила! Закрой ребятам глаза!
Последнее указание пришлось очень кстати, потому что улица была основательно запружена веселящимся народом, развернуться сразу было невозможно,
Людмила, продолжая нервно всхлипывать, зажала головы своих учеников под мышками, и те, то ли напуганные грозной командой Кулика, то ли сообразив, что произошло нечто ужасное, раз уж их учительница сотрясается от рыданий, безропотно затихли.
С большим трудом, поминутно рискуя придавить кого-нибудь или помять свою или чужие машины, Кулик все же сумел развернуться, и мы, потрясенные сценой казни, свидетелями которой неожиданно оказались, в полном молчании доехали до самой школы…
Публичная казнь руководителей неудавшегося переворота подвела своеобразный итог этим кровавым событиям, в течение целой недели державшим в напряжении всю страну. Мятеж наверняка продолжался бы еще дольше, если бы не вмешательство французских десантников из бригады быстрого реагирования, спешно переброшенных откуда-то из-под Марселя и быстро локализовавших очаги сопротивления мятежников. Именно локализовавших, потому что французские десантники в боевые действия непосредственно не ввязывались, предоставив возможность правительственным войскам самим расправиться с заговорщиками.
Но и этого было немало, потому что после их внешне пассивного, но тем не менее решительного вмешательства эти самые очаги были довольно быстро подавлены. Уцелевшие мятежники были арестованы, и началось расследование причин и обстоятельств переворота.
В последующие недели в прессу несколько раз просачивались сведения о ходе следствия, в которых со ссылкой на показания арестованных офицеров вновь содержались утверждения об их «преступных связях» с советским посольством.
Когда этот вопрос в очередной раз рассматривался на совещании у посла, Гаманец, у которого на этот счет имелась кое-какая информация, так прокомментировал эти утверждения:
— Офицеров бьют палками, обмотанными колючей проволокой! После таких «процедур» можно признаться в чем угодно!
Гаманец был по-своему прав, и его доводы произвели большое впечатление на некоторых участников совещания. Я же только принял их к сведению, но не больше, потому что как раз накануне вечером по специальному разрешению Центра, согласованному с ЦК, мы провели встречу с руководителем Партии независимости.
Специальное же разрешение понадобилось нам потому, что еще в одной из первых телеграмм, поступивших на третий день переворота, Центр приказал временно, то есть, до особого распоряжения, прекратить встречи с оперативными контактами, поскольку в сложившейся напряженной обстановке, усугубляемой нараставшими антисоветскими настроениями, можно было ожидать любых провокаций.
Но руководитель Партии независимости настоятельно просил о встрече, и Центр санкционировал нам ее проведение, одновременно потребовав обеспечить ее максимальную безопасность.
Обычно такие встречи я проводил один, после тщательной проверки подсаживая «Странника» (такой псевдоним ему придумали в ЦК) в автомашину на одной из улочек предместья и кружа с ним затем по городу. Это было довольно хлопотно, так как мне приходилось одновременно вести автомашину, проверять, нет ли за нами слежки, и разговаривать. А надо сказать, что беседа со «Странником» всегда требовала большой собранности и напряжения, потому что нужно было запомнить массу всевозможных сведений о нелегальной деятельности возглавляемой им партии.