Агенты Берии в руководстве гестапо
Шрифт:
Ну а в переговорах с представителями Запада у различных групп оппозиции сквозил один и тот же мотив: мир с англичанами и американцами и продолжение войны на востоке. Да вдруг еще получится — в союзе с англичанами и американцами? Причем в западной литературе это почему-то подразумевается для «сопротивления» как само собой разумеющееся. Хотя позволю себе заметить: даже в коммунистическом подполье вариантов мира Германии с СССР для продолжения войны на западе не рассматривалось. Но большинство заговорщиков интересовал именно такой вариант.
О выработанном плане рассказал генерал Шпейдель, начальник штаба сосредоточенной во Франции группы армий «Б» фельдмаршала Роммеля. План
Генерал Бек тоже соглашался лишь «как минимум на продолжении войны на востоке». А в мае 1944 г. переслал в Швейцарию Аллену Даллесу вообще иждивенческий меморандум. Указывалось, что западным странам надо бы оказать заговорщикам «маленькую» помощь. А именно: высадить 2–3 десантные дивизии в Берлине, высадить крупные десанты в Гамбурге и Бремене, осуществить высадку во Франции, а уж тогда «оппозиция» сделает свою долю работы — арестует Гитлера. Короче, сами можете судить, насколько серьезным было такое «подполье».
Ситуация изменилась лишь после того, как в ряды заговорщиков вступил граф фон Штауфенберг. Он, кстати, многому научился у русских. Полтора года провел на Восточном фронте, занимаясь формированием частей «Остгруппен». И придумал фантастический проект о союзе с русскими антисоветчиками — немцы сбросят Гитлера, а власовцы Сталина. Из России Штауфенберг попал в Северную Африку, при авианалете потерял руку, глаз. После чего был назначен начальником штаба Резервной армии — в нее входили военные училища, охранные гарнизоны на местах, формируемые маршевые пополнения. И штаб Резервной армии после разгрома абвера стал новой «крышей» заговорщиков. Точнее — Штауфенберг оказался единственным человеком, готовым и способным не болтать, а что-то делать. Весь заговор осуществлялся силами одного человека!
Главным толчком к реализации путча послужили события на фронтах — высадка западных армий в Нормандии и грандиозное наступления русских в Белоруссии, буквально раздавившее группу армий «Центр». Стала ясна бесперспективность дальнейшей борьбы. А вдобавок возникла возможность переговоров с англо-американским командованием! И, например, заговорщик Роммель 15 июля 1944 г. направил Гитлеру послание, что война неотвратимо идет к концу, и срочно требуются «политические решения». Направил — и сказал приближенным: «Я дал ему последний шанс. Если он не воспользуется им, мы начнем действовать». Как нетрудно увидеть, тут уж речь шла не то что о нацизме, даже не о фигуре Гитлера — речь шла только о его упрямстве и нежелании трезво оценить ситуацию. Пусть заключает мир на западе или уйдет в отставку и даст заключить мир своим преемникам. А если уж нет — только тогда «начнем действовать». Однако самому Роммелю действовать не пришлось, он был ранен.
Были и другие факторы, заставляющие поспешить. При упоминавшихся арестах посетителей «салона фрау Зольф» нескольких участников заговора уже взяли — Кипа, Остера. Другие попали под наблюдение, о чем Гиммлер предупредил Канариса. А Штауфенберг решил установить контакт с коммунистами,
Это название, между прочим, было вполне официальным, его предложил Гитлеру Канарис — план «Валькирия» предусматривал мобилизацию и действия Резервной армии, если внутри Германии восстанут миллионы «остарбайтеров» и пленных. Как раз в этом случае должны были подняться по тревоге и совместно выступить на усмирение курсанты училищ, охранные, гарнизонные, формируемые части, солдаты и офицеры, пребывающие в отпусках, подлечившиеся раненые. Ну а заговорщики решили использовать готовый план и его название в целях переворота. Но получилось так, что и в реализации плана движущей силой и исполнителем оказался один человек, полковник Штауфенберг. Все ему пришлось делать самому, и договариваться, и связь держать, и покушение собственноручно осуществлять.
Первый раз оно намечалось на 11 июля 1944 г., когда Штауфенберга вызвали в Оберзальцберг для доклада фюреру о наличии и подготовке армейских резервов. Но на совещание не пришел Гиммлер. Когда Штауфенберг позвонил в Берлин, взрывать ли бомбу, генералы-заговорщики сочли: нет, не стоит, пусть все вместе соберутся — Гитлер, Геринг, Гиммлер. Словом, опять готовы были отползти, найдя малейший предлог. Штауфенберг это, кажется, понял. И решил, что в следующий раз он будет взрывать в любом случае. Однако при очередном его докладе о резервах, 15 июля, Гитлер ушел раньше времени. Для следующего доклада вызвали в Растенбург на 20 июля…
Позиция «заговорщиков» представляется очень характерной. Многие из них в этот день просто не пришли на службу! Сказались больными и сидели дома, выжидая развития событий. То, что произошло в Растенбурге, хорошо известно. Штауфенберг оставил на столе портфель с миной и вышел. А полковник Брандт, разглядывая карту, переставил портфель подальше, за тумбу стола. Что спасло Гитлеру жизнь. Штауфенберг об этом не знал. Вместе с начальником связи ставки Фельгибелем он увидел взрыв и помчался на аэродром. А Фельгибель передал в Берлин условный сигнал.
Но за три часа, пока Штауфенберг летел в столицу, и 45 минут, пока он ехал с аэродрома в штаб на Бенделерштрассе, остальные путчисты не предприняли ничего! Генералы Ольбрихт и Гепнер пили «за успех», другие слонялись без дела. И лишь после появления Штауфенберга дело зашевелилось, стали куда-то звонить, рассылать указания. Отреагировали на них только в одном месте. В Париже генерал Штюльпнагель по звонку из Берлина арестовал 1200 гестаповцев и эсэсовцев.
Однако представляется крайне любопытной позиция в этом деле Мюллера. Когда в Растенбурге оправились от шока, ему передали приказ арестовать участников покушения. И шеф столь мощной организации отправил в штаб заговорщиков… всего трех человек. Оберштурмбаннфюрера Пифредера и двоих рядовых агентов. Которых, естественно, самих там сразу арестовали. Невольно складывается впечатление, что приказ был исполнен только «для галочки». Вроде бы и какие-то меры предпринять — но при этом выждать развития событий, постраться опять сохранить за собой возможность переметнуться на сторону сильнейшего. Это, пожалуй, лишний штрих к психологическому портрету Мюллера. Он был ярко выраженным приспособленцем. Легко перешел от республики к нацистам. Потом переориентировался на русских. А если ситуация грозила измениться, почему бы еще раз к другим хозяевам не пристроиться?