Агенты Берии в руководстве гестапо

Шамбаров Валерий Евгеньевич

Тут, пожалуй, стоит еще раз коснуться тенденций однобокого освещения войны. Либо с той, либо с другой стороны, но все равно однобокой. То боевые действия описывались по советской версии — как немцев ломили и громили «в одни ворота». Потом с Запада пришла германская версия, и за нее ухватились наши искатели сенсаций. Советские данные и свидетельства стали отбрасываться как заведомая «коммунистическая пропаганда», а немецкие документы и мемуары гитлеровских генералов браться без проверки в качестве истин последней инстанции. Откуда и пошли рассуждения, что воевать по-прежнему не умели, врага только «головами закидывали», назывались совершенно невероятные цифры советских потерь — в 40, 50, 60 миллионов.

Помилуйте, да все население СССР составляло 180 млн.! И это — по официальным данным. А реально —

значительно меньше, поскольку как раз эти цифры являлись «пропагандой», сейчас доказано, что данные переписи населения 1937 г. преднамеренно завышались. Ну и рассудите сами — что сталось бы, если бы погибла треть населения? А при этом еще треть — исходя из обычного соотношения убитых и выбывших по ранениям — была искалечена. И еще учтем, что львиную долю погибших и инвалидов составляли юноши и мужчины зрелого, трудоспособного возраста. Кто же у нас уцелел-то? Одни лишь женщины, старики и дети? Вот и прикиньте по обычной человеческой логике, каким образом в случае потери 40–60 млн. человек страна вообще смогла бы восстановить хозяйство? И не просто восстановить, не ослабеть после войны, а усилиться? Настолько усилиться, что смогла несколько десятилетий соперничать в «холодной войне» со всем западным миром? Неувязочка получается…

Хотя по германским документам именно так и выходит. Вся Красная Армия оказывается перебитой и уничтоженной несколько раз. Но следует не забывать, что и эти документы были пропагандой военного времени. Они предназначались для поднятия духа своих граждан, а с действительностью близко не лежали. Разумеется, и советские командиры в своих донесениях наверх частенько подвирали. Как же без этого? И самим отличиться, и подчиненным награды выхлопотать, а глядишь — какие-то средства усиления подбросят. Однако и германские военачальники подвирали не меньше. Выше приводился пример, как через «Красную капеллу» до Гитлера дошла сводка собственных потерь под Сталинградом и вызвала ужасный скандал.

К таким источникам, как военные мемуары, также стоит подходить с осторожностью. Какой бы стороне они ни принадлежали. Потому что приукрашивать свои воспоминания свойственно отставным генералам всех времен и народов. Тем более что писались они по прошествии значительного времени после войны, когда невольно тянет «подлакировать», сгладить «острые углы». И германские военачальники в данном плане отнюдь не были исключением. Известно, например, что Манштейн многократно преувеличил русские силы, противостоявшие ему в Крыму. Откуда-то взял масу танков, которых там отродясь не бывало. Свои же силы преуменьшал — видимо, считая лишь немцев, но «забывая» подчиненные ему румынские дивизии. А один из неудачных штурмов Севастополя Манштейн просто выпустил из воспоминаний, словно его и не было.

1944 г. стал для качественного и количественного соотношения сторон переломным. Последовали знаменитые «десять сталинских ударов». Наступательные операции, разнесенные по месту и по времени. Осуществлявшиеся последовательно, с перебросками части сил и средств на другие участки — заставляя германское командование метаться и распылять внимание и ресурсы то на один, то на другой фланг. Первый удар — Ленинградско-Новгородская операция. Второй — Корсунь-Шевченковская, третий — Крымская. Обратим внимание, многие из них завершались для немецких войск окружениями. И Корсунь-Шевченковское сражение, и Крым стал, по сути, огромным «мешком». Особенно эффективной в данном отношении стала летняя Белорусская операция, когда возникло сразу несколько «котлов» — Витебский, два Бобруйских, Минский…

По последствиям это было примерно равнозначно германским операциям 1941 г. Если из окружений и удавалось просочиться или пробиться части личного состава, то терялось тяжелое вооружение и техника. Терялась и значительная доля старых, опытных кадров, заменяясь недоученными новобранцами. Для затыкания «дыр» приходилось вводить в бой новые, наспех сформированные части, попадавшие под удары и несшие повышенные потери. Как уже отмечалось, «посыпались» германские союзники, что вызвало дополнительные сложности. Прорыв в Белоруссии сделал возможными удары на флангах возникшей грандиозной «дыры». Последовала блестящая Львовско-Сандомирская операция. Последовали прорывы в Прибалтике, в результате

чего на Курляндском полуострове оказались «запертыми» до конца войны 33 дивизии…

И если почитать впечатления самих немцев — нет, не приглаженные мемуары, а документы того времени, донесения, письма и дневники конца 1944–1945 гг., сохранившиеся в большом количестве, то они поразительно напоминают те же воспоминания Симонова 1941-го. Всюду, чуть ли не со всех сторон, «русские танки». В воздухе — только «русские самолеты», а своих нет как нет, русская артиллерия устраивает «настоящий ад». А советские солдаты начали поговаривать, что «немец стал не тот». Хотя германские войска сопротивлялись жесточайше, дрались за каждый рубеж, но нет, солдаты уже каким-то образом ощущали — «не тот». А советские полководцы — И. С. Конев, Г. К. Жуков и другие, отмечали ослабление оперативного искусства германского командования. Дескать, куда прежнее мастерство подевалось? Указывали, что немцы стали действовать по шаблонам, неуверенно, то и дело допускать ошибки.

Никуда оно, конечно, не девалось, военное искусство. Германской армией руководили те же полководцы, что в начале войны, или многие из них. Но на них напала та же беда, что на наших начальников в 1941–1942 гг. Приходилось оперировать уже не по собственному разумению, а вынужденно. Принимать решения импровизированно, без подготовки, без достаточной оценки обстановки. И не теми силами, как хотелось бы, а теми, что имеются. Это тоже не «неумение воевать», а объективная закономерность.

Стоит коснуться и «двойных стандартов», увы, бытующих в оценке тех или иных событий войны. Так, почему-то лишь в плоскости «тирании Сталина» делаются попытки рассматривать поддержание суровой дисциплины в тылу. В той же плоскости нередко преподносятся жестокие расправы над всеми, кто сотрудничал с оккупантами — и был за это расстрелян, повешен или сослан в лагеря. Но авторы этих обвинений почему-то предпочитают забыть, что во время любой войны мобилизация тыла и дисциплина — вполне нормальные и естественные меры. В Первую мировую Николай II (в отличие, кстати, от англичан и французов) таковых мер предпринимать не стал, при нем русский тыл продолжал жить по законам мирного времени — и что получилось?

А в годы Второй мировой не только Советский Союз, но и другие государства с лицами, угрожавшими их безопасности, обращались круто. Англичане без долгих разговоров вешали ирландских сепаратистов, которых немцы забрасывали к ним для подрывной деятельности. А в 1942–1943 гг. жесточайше подавляли национальные волнения, вспыхнувшие в Индии, без колебаний расстреливали мирные демонстрации — в военное время это расценивалось однозначно, как «удар в спину». Ну а во Франции за сотрудничество с немцами люди расплачивались не менее сурово, чем в СССР. Сразу после освобождения прокатилась целая волна кровавых расправ — по одному лишь доносу или устному обвинению в коллаборационизме многих линчевали самосудом, забивали насмерть, вешали. Женщин и девушек, объявленных германскими «подстилками», раздевали донага, обривали головы и возили по улицам на потеху толпе, подвергая при этом побоям и истязаниям.

Если же вспомнить депортацию Сталиным целых народов — чеченцев, ингушей, крымских татар, то я, прошу понять меня правильно, далек от каких-либо попыток оправдания подобных акций. Но почему же рядом с ними не вспоминают депортацию 3 миллионов судетских немцев в 1945 г.? Это куда больше, чем общее количество людей, переселенных Сталиным. Причем депортированным народам СССР все же отводили места для их «спецпоселений», предоставляли возможность работать и получать средства к существованию. А судетских немцев по одному лишь национальному признаку загоняли в поезда, не позволяя брать никаких личных вещей, и вышвыривали за границу, в Германию, предоставляя там умирать от голода или кончать самоубийством — что и случилось со многими тысячами. Проводилась эта акция еще не коммунистическим, а демократическим правительством Чехословакии. И не тайно, в глубине российских земель, а на виду у всей Европы, на глазах присутствовавших в Чехословакии американцев и англичан. Да и сейчас почему-то не слышно, чтобы хоть раз поднимался вопрос о восстановлении «исторической справедливости» и возвращении судетских немцев на исконные места проживания…