Агнцы у порога
Шрифт:
Взамен мы стребовали с Сенастьяра ту самую технологию «стабильных порталов». Он отпирался, пытался всучить что-то другое, но я добил его тем, что технология и так известна нам, просто мы не поднаторели в её использовании.
Во-вторых, количество необходимых жертв для первого, так сказать, «взноса», достигло цифры в 154 человека. Я хотел было устроить из их «инициации» публичное шоу, но меня от этого отговорил Верховный Лич.
— Не факт, что это последний раз, когда нам требуется подобное, — заметил он. — И лучше бы народу не видеть того, КАК
Я поверил ему. Если старик говорит, что не надо… значит, действительно не надо. С некромантией не шутят — её используют для победы в войне.
В третьих, наши союзные варвары были посланы к замку Лемерон. Почему-то все военные точки сходились именно на нём; а может, просто я машинально назвал именно его, потому что знал расположение лучше прочих.
Так или иначе, Лемерон (кстати, надо бы его переименовать — негоже называться в честь предателя) был отличным укреплением на границе. Оттуда я и решил начать свою войну.
Да, именно начать. Сделать то, чего от меня не ожидали, использовать те козыри, что до сих пор хранились под большими секретами. Сделать первый шаг, сохранить за собой инициативу и спутать чужие планы.
Теперь, когда первые жертвы — добровольные — были принесены, настало время других жертв. Недобровольных, но очень, очень многочисленных.
Меня отнюдь не радовало то, что я собирался сделать. Даже больше того — я чувствовал внутри какую-то пустоту. Речь шла не о сражении в честном бою, а о нападении.
Но, во-первых, не я это начал; Санглат мог не строить против меня свои козни, а у Вельговии и вовсе были все шансы стать моим ближайшим союзником.
Во-вторых — за мной была целая страна, и я чувствовал огромную ответственность за неё. Убить чужих мирных жителей — или допустить, чтобы были убиты свои? Я выбирал первое. Жестоко, грязно, но необходимо.
И третье. У меня до сих пор вертелись слова Богини Смерти о том, что я могу выбрать как путь Великого Добра, так и путь Великого Зла.
На самом деле, я не выбирал ни одного из этих путей. Я делал то, что было нужно для успеха моей страны, и с равным успехом мог стать на этом поприще как святым и благодетелем, так и тираном, на совести которого тысячи невинно убиенных душ.
С высоты трона отдельные люди были слишком мелкой величиной, чтобы сильно переживать из-за них. А Богиня… надеюсь, она довольна той кашей, которую заварила, отправив меня в это тело.
Итак. Стоял конец осени — необычайно тёплой, впрочем, для меня, привыкшего к суровым северным погодным условиям — когда мои посланники доставили королю Вельговии послание о том, что Гротлинг объявляет ему войну. Поводом послужила ситуация с Валиссой, которая до сих пор сидела под замком в статусе пленницы.
Уже вторая особа королевской крови, которую я посадил на цепь. В этот раз, конечно же, не буквально, а только образно, но это всё равно становилось тенденцией.
А ещё через два дня я с генералами Силли и Сорли, Тиллем и — это важно — Верховным Личем были переправлены в Лемерон. Помимо названных, с
Мы — командование — разместились в замке. Войска же, пополненные варварами, двинулись в путь — и к следующему вечеру достигли места на границе, которое соприкасалось с вельговским городком Тродлейтом. Не слишком большим, не слишком маленьким… и слишком слабо защищённым — для приграничного.
Во всех книжках, которые я читал, нападали под утро — мол, так враги ещё спят… Но мы наплевали и напали после обеда. Во-первых, подход такого войска был виден издалека. А во-вторых, мы видели перед собой не врага, а жертву — жертву, которую необходимо было принести богине.
Я до последнего сомневался, убивать всех — или не всех. Женщины, дети и старики… Всё-таки я не был закоренелым головорезом. Мы с Личем и Тиллем долго спорили на этот счёт.
Они оба были не на стороне милосердия — и напирали на то, что так больше жертв. Что я не оставлю за спиной случайных мстителей. Что в бою нет времени глядеть, кто перед тобой…
В ответ я замечал, что резня — не бой, мстители из слабых никакие, а, оставляя в живых слабых и немощных, мы получаем два плюса.
Во-первых, королю Вельговии нужно заботиться о внезапной массе сирот и вдов (и это отнимает его время и ресурсы), а во-вторых, если мы будет вырезать действительно всех — с нами будут сражаться втрое яростней, и на защиту встанут все поголовно: если уж гибнуть, так лучше в бою.
К тому же, не стоило забывать и про Санглат. Они могли использовать это в своей пропаганде, выставив нас не просто еретиками, а совсем уж чудовищами и людоедами. И если со стороны Вельговии ожидать по-настоящему серьёзного сопротивления было глупо (что они, например, могли противопоставить элементалям?), то Санглат — серьёзный противник.
В ответ на поголовную резню они могли начать то же самое на наших землях, вынуждая нас либо жертвовать уже своим мирным населением — либо вступать в прямые схватки и проигрывать, потому что мы пока не были к этому готовы.
В итоге мы решили, что все мужчины старше двенадцати лет — включая стариков — должны быть убиты; также убить разрешалось тех женщин, которые оказывали сопротивление (если речь, однако, не шла о защите своих детей). Кроме того — никто из солдат не мог быть наказан за любое убийство в ходе боя: это война, и тут бывает всякое.
На такую сделку с совестью я всё же мог пойти. Приказ был отдан. Верховный Лич свершил своё таинство — и объявил, что отныне любая смерть от рук моих солдат принесёт душу убитого в жертву Богине. А его сила — наша общая сила — будет расти с каждой смертью.
И Тродлейт был обречён. Как я уже сказал, ударили мы после обеда — а к вечеру от города осталось только пепелище, с которого спешно убирались женщины и дети. Они несли с собой весть о том, что мы пришли и принесли с собой смерть; ту самую смерть, которой молимся и приносим жертвы.