Агнец в львиной шкуре
Шрифт:
«Вот и пригодился мне подарок Торрены!» — подумал я, снимая с руки не нужное уже приспособление.
На шум из коридора прибежали взволнованные телохранители Кроды. Подхватив с пола оружие, тремя выстрелами я свалил двоих из них на мраморный пол. Третий громила упал на колени около входа, схватившись за прострелянную грудь.
Стрелять с левой руки мне было не совсем удобно. Тяжело поднявшись на ноги, я приблизился к поверженному телохранителю Кроды и добил его выстрелом в упор. Прислушался: из коридора доносились лишь стоны
Я медленно вернулся к телу Юли, опустился рядом с ним на колени и осторожно убрал с лица жены слипшиеся кровью волосы. Её безжизненные глаза неподвижно смотрели в высокий потолок. Я провёл пальцами по лицу любимой, закрывая ей веки. Взяв на руки её неподвижное тело, поднял его с пола, чувствуя, как слабеют мои колени.
Шатаясь, я двинулся к выходу, но не успел сделать и нескольких шагов, как моё внимание привлёк негромкий детский плач, доносившийся со стороны боковой залы. Дверь в него располагалась прямо за «троном» Кроды, там, где заканчивалось мозаичное панно.
«Наш сын!» — вспыхнула в голове радостная мысль, и в туже минуту я услышал громкие женские голоса, доносившиеся из того зала. Оба голоса были мне знакомы.
— О, горе нам! — с печальным надрывом восклицала жена Кроды Падма. — Грядут несчастные дни! Глупое упрямство твоего брата приведёт к истреблению всей нашей семьи! Нам всем суждено будет погибнуть в пожаре этой битвы! Солдатам Кроды не удалось сломить духа землян и ослабить их упорства. В их сердцах нет и тени страха! Зато наши воины напуганы и беспомощны перед их смертоносным огнём. Пожар бушует над Чанчжен. Даже этот дворец уже захлёстывают волны невыносимого жара!
— Мы слабые женщины быстро сдаёмся, — возразил ей певучий голос, звучавший сейчас холодной уверенностью. — Это заложено в самой нашей природе. Наши слова, порождённые страхом, способны обратить удачу в злой рок! Ты, Падма, слаба и к тому же глупа!.. Вы все не верите в Кроду, хотя он ваш муж и повелитель! У меня же нет сомнений в том, что наши отважные воины справятся с кучкой землян. Даже боги содрогаются от смертельного ужаса, заслышав имя моего брата! Почему же ты, Падма, боишься? Устыдись своего страха!
— Это не я глупа, — возразила ей Падма. — Это ты слепа в своей мстительной обиде, Вибха! Даже если твой брат убьёт предводителя землян Камала, который не возжелал тебя, за ним придут другие и приведут с собой миллионы воинов! Нам ли тягаться с Землёй? Неужели ты не видишь, что над нами нависла злая судьба? Сколько раз я просила Кроду вернуть Бхуми её мужу, отправить её назад под охраной брата Мизу!
— Не упоминай при мне имя этого предателя! — пренебрежительно воскликнула Вибха. — Он сполна получил то, что заслужил!
— Мизу оказался умнее своего брата, — возразила ей Падма. — Он понял, что Бхуми необыкновенная женщина. Она чиста и добродетельна. Она — воплощение высшей духовности и праведности! Причинение вреда
— Ты пытаешься напугать меня? — изумилась Вибха. — Почему? Ты знаешь, что у нас их ребёнок. Вот он — их сын — лежит в этой колыбели и ждёт своего часа! Мой брат видит в нём наше будущее! Взгляни на это прекрасное дитя!
Снова раздался детский плач. Я шагнул через порог в высокий арочный проём, прикрытый тяжёлыми занавесями. За ними моему взору открылись просторные покои.
Высокий расписной потолок поддерживали колонны с крылообразными оглавьями. Казавшийся хрустальным пол с разноцветными вкраплениями был устлан коврами, а стены драпировками. Золотые светильники склонились в раздумье вокруг просторного, словно озеро, ложа, по изголовьям которого были разбросаны подвески из тёмно-зелёных камней, браслеты и ожерелья, слепившие лебединой белизной жемчуга. Тяжёлый шёлковый полог был украшен гирляндами благоухающих оранжево-рдяных цветов. Цветочное дыхание веяло в сонном воздухе, маня к сладостному отдохновению.
Три женщины возлежали на этом царском ложе. Поясные повязки их переливчатых, почти ничего не скрывавших одежд висели, подобно поводьям распряжённых, отпущенных на волю кобылиц. Их лица походили на благоухающие лотосы, к которым стремятся пчёлы, чтобы упиться нектаром и охмелеть их цветеньем. Но их красота сейчас была омрачена тревогой. Все трое обратили свои взоры к двум другим женщинам, стоявшим около высокого створчатого окна рядом с детской колыбелью.
Я без труда узнал в одной из них Вибху, хотя сейчас она и не походила на ту простую девушку из провинции — роскошный, шитый золотом наряд, массивные украшения на шее, в ушах и причёске делали её похожей скорее на сказочную принцессу или знатную княгиню древнего Востока.
Не менее выразительной и слепящей богатыми старинными украшениями была и молодая статная большеглазая женщина, стоявшая рядом с ней. Интуитивно я догадался, что это, должно быть, жена Кроды по имени Падма. Заметив моё неожиданное появление на пороге этого величавого зала, она испуганно вскрикнула, и взоры остальных женщин тоже обратились ко мне.
Но я больше не обращал на них внимания. Мой взор сейчас был прикован к шевелящемуся кулёчку из белоснежного шёлка в руках у Вибхи, из которого высовывались крохотные ручки и ножки.
Тяжело ступая по гладкому полу, я подошёл к ложу, на котором возлежали жёны Кроды, и осторожно положил на него мёртвое тело Юли. Женщины боязливо отпрянули от него, испуганно забившись в подушки у изголовья.
Я посмотрел на Вибху. В её глазах мешались изумление, тревога, отчаяние и гнев. Взгляд то останавливался на мне, то возвращался к бездвижному телу моей любимой, залитому кровью, которая стекала на шёлковые простыни и кружева этого порочного любовного ложа, где совсем ещё недавно развлекался поверженный мною несостоявшийся властитель Гивеи.