Агония и смерть Адольфа Гитлера
Шрифт:
31. Доктор Геббельс
Она описывает безумное потрясение Геббельса изменой Геринга. Он ходил большими шагами по своему роскошному маленькому помещению как зверь, бормоча злобные обвинения, касающиеся фюрера воздушных сил и того, что он сделал. Отчаянное военное положение этого момента — вина Геринга. Их теперешние страдания — вина Геринга. Если война будет проиграна, что сейчас кажется несомненным, то это тоже будет виной Геринга.
32. «Эта свинья, — говорил Геббельс, — которая всегда выставляла себя главным помощником фюрера, теперь не имеет мужества быть рядом с ним. И как будто этого еще
33. Все это, как наблюдала Ганна, проделывалось по-театральному, с большим размахиванием руками и изящными жестами. Его нервное скакание большими шагами по комнате делало картину еще более смешной. Когда он не бранил Геринга, то говорил, обращаясь к миру, о том, какой исторический пример подают находящиеся в бункере. Как на трибуне, схватившись при этом за спинку стула как за кафедру, он говорил:
34.«Мы показываем миру, как люди умирают за свою честь, и наша смерть будет вечным примером всем немцам, и друзьям, и врагам одинаково. Когда-нибудь весь мир признает, что мы поступали правильно, что мы думали защитить мир от большевизма своими жизнями. Когда-нибудь это будет записано в историю на все времена».
35. По-видимому, Геббельс упражнялся в своем наибольшем таланте до самого конца. Комнаты Геббельса и Райч были смежными, и двери обычно оставались открытыми. Через них ораторствовавшего Геббельса можно было слышать в любое время дня и ночи. И все время речь шла о «чести», о «как умереть» и «оставаться верным фюреру до конца», о «примере, который будет долго сверкать как святыня на страницах истории».
36. Одна из последних фраз, какие Райч вспоминает услышанными из уст мастера пропаганды, была: «Мы погибнем во славу рейха, так что имя Германии будет жить вечно». Даже Райч была вынуждена сделать вывод, что все разыгрываемое Геббельсом, несмотря на тяжесть положения, было немного преувеличено и целиком и полностью театрально. Она говорит, что ей казалось, что Геббельс как всегда ведет себя так, будто говорит перед легионом историков, жадно ловящих и записывающих каждое его слово. Она добавляет, что ее собственное мнение в отношении манерности Геббельса, его поверхностности и заученных ораторских приемов было вполне подтверждено этими трюками. Она говорит также, что после слушания этих тирад она и Грайм, грустно качая головой, часто спрашивали друг друга: «И это те, кто правил нашей страной?».
37. Фрау Геббельс
Ее она описывает как храбрую женщину, которая большей частью крепко владела собой, хотя иногда начинала горько плакать. Ее главной заботой были дети, и в их присутствии она вела себя все время мило и весело. Большую часть дня она была занята тем, что поддерживала одежду детей в чистоте и порядке, а так как у них было только то, что на них надето, то это давало ей занятие. Часто она быстро уходила в свою комнату, чтобы скрыть слезы. По описанию Ганны можно себе представить, что фрау Геббельс, может быть, была типом женщины по нацистской доктрине.
38. Если третья империя не могла существовать дальше, она желала сама умереть с ней и не хотела дать своим детям пережить ее. Как знак признания того, что она представляет собой воплощение истинно немецкой женщины, Гитлер в присутствии всех обитателей бункера поднес ей свой собственный партийный золотой
39. Фрау Геббельс часто благодарила бога за то, что жива и может убить своих детей, чтобы спасти их от всякого «зла», какое последует за поражением. Обращаясь к Райч, она сказала: «Моя дорогая Ганна, когда придет конец, вы должны помочь мне, если у меня не хватит сил, с детьми. Вы должны помочь мне в уходе из этой жизни. Они принадлежат третьей империи и фюреру, и если их обоих не станет, то и для детей больше нет места. Но вы должны помочь мне. Я больше всего боюсь, что в последний момент у меня самой не хватит сил».
40. Ганна думает, что у нее хватило сил в последний момент.
41. Из замечаний Ганны можно с уверенностью сделать вывод, что фрау Геббельс была просто одним из наиболее убежденных слушателей высоконаучных речей ее собственного мужа и являла собой самый резко выраженный пример влияния нацистов на немецкую женщину.
42. Дети Геббельса
Детей у Геббельса было шестеро. Их имена и примерный возраст были: Гела 12 лет, Тильда — 11 лет; Гельмут — 9 лет; Гольде — 7 лет; Гедда — 5 лет; Гайде — 3 года. Они были единственным светлым пятном, облегчая тяжелую жизнь в бункере под сенью смерти. Райч учила их песням, которые они пели для фюрера и раненого фон Грайма. В их разговорах все время фигурировало, будто они «в пещере» с их «дядей фюрером», и хотя снаружи бомбят, с ними ничего не может случиться, пока они с ним. И «дядя фюрер» сказал, что скоро придут солдаты и прогонят русских, и тогда завтра они смогут опять выйти и играть в своем саду. Все в бункере принимали участие в том, чтобы сделать им жизнь как можно более приятной. Фрау Геббельс неоднократно благодарила Райч за то, что она скрашивает их последние дни, так как Райч часто собирала их вокруг себя и рассказывала длинные истории о своих полетах, о местах, где бывала, и о странах, которые видела.
43. Ева Браун
По впечатлению Райч, «подруга» фюрера оставалась строго верной своей показной роли в кругу фюрера. Большая часть ее времени уходила на полирование ногтей, переодевание на каждый час дня и все прочие женские занятия, как уход за собой, прическа, полировка. Она, по-видимому, принимала перспективу смерти вместе с фюрером, как неизбежный факт, и вела себя как бы говоря: «Разве не длится эта связь уже 12 лет и разве она не грозила серьезно самоубийством, когда Гитлер однажды хотел избавиться от нее. Это была бы гораздо более простая смерть и более чистая». Ее постоянными словами было: «Бедный, бедный Адольф, все его оставили, все изменили. Лучше пусть погибнут десять тысяч других, чем он будет потерян для Германии».
44. В присутствии Гитлера она была всегда очаровательна и заботилась всячески о его удобстве. Но она оставалась вполне в этой роли, только пока была с ним. Как только он выходил и не мог слышать, она начинала говорить о неблагодарных свиньях, покинувших своего фюрера, и о том, что всех их нужно убить. Все ее замечания звучали по-детски, и, по-видимому, единственными «хорошими» немцами были в этот момент те, кто попал в бункер, а все другие были изменники, потому что не были здесь, чтобы умереть вместе с ним. Причины ее готовности к смерти с остальными были те же, что и у фрау Геббельс. Она была просто убеждена: что бы ни случилось, дальше третья империя не будет больше годиться для жизни в ней настоящих немцев. Часто она выражала огорчение тем, что есть люди, не способные уничтожить себя, и которым придется жить без «чести», как человеческим созданиям без души.