Агония маздая
Шрифт:
– Постойте — постойте!
– прервал его Джек.
– Кто такая Магда?
– Сущность женского пола, с которой я, как и вы, говорили, пройдя через Черную Арку. Или вы не запомнили её имя?
– Еще как запомнил!
– Джек удивленно дернул плечами.
– Её звали Йет!
Теперь пришел черед удивляться Михаэлю:
– Вот как! А мужчину звали Галиил?
– Со мной разговаривали трое: Йет, Манор и Гроэль... а с вами двое?
– Да, - Михаэль кивнул.
– А я говорила с Йет, Ферюсом и Мауром, - старушка, идущая позади, не преминула вставить свое и слово. Йет такая красивая... почти как я в молодости!
– А вы?
– Джек обратился к Петру Николаевичу.
– Вы с кем говорили?
Петри и Аарго. Оба мужчины — мы обошлись без женщин, - ответил тот.
– Но какая разница?
– Просто мне, например, сказали, что очередь обслуживают именно они — Гроэль, Манор и Йет. Я еще удивился, как это возможно — столько человек идет, а их только трое. Они мне про отсутствие времени говорили... кстати, на Йет платье было вовсе не бардовое.
– Не забивайте, Джек, себе этим голову, - сказал Михаэль.
– То, что здесь происходит, вовсе не наше дело. К тому же, как известно, чрезмерное любопытство приводит к проблемам. Сказали и сказали... забудьте. У вас впереди жерло, а вы вон о чем думаете!
– Да я так, - Джек пожал плечами, - странно стало. Кстати, Михаэль, вы недосказали, чем таким предосудительным занимаются учителя?
– Всем, чем можно!
– тот вдруг рассмеялся.
– Нет, людей убивать не пришлось, но.... вот меня в конце концов убили, это да.
– За что же?
– Казнили!
– Михаэль подмигнул ему.
– Забил до смерти отец девочки, которую я изнасиловал... моя лучшая ученица была. Это был финал, а до этого... ох... не хочу вспоминать.
– Понятно, - Джек вздохнул, в то время как Петр Николаевич несколько раз демонстративно хлопнул в ладоши.
– Ну что же, поделом. Но в этой жизни, сейчас которая у вас была, вы, надеюсь, ничего такого не натворили?
В ответ Михаэль пожал плечами. Грустно, и как-то обреченно.
– Нет, я просто умер. Видимо, исправился.
Вершина Морфеста приближалась. Ноги идущих взяли в вулканическом пепле, но вместе с тем это не вызывало неудобств, не требовало применения каких-то усилий. Действительность и её реальное отображение вступали в явный диссонанс. Иногда Джеку казалось, что дорога движется под ним сама, а он лишь имитирует ходьбу... или так оно и было на самом деле? Поднимаясь по склону все выше и выше, Джек прекрасно видел Морфестский тракт, прямой стрелой разрезающий пространство до самого горизонта, видел примыкающие к нему дороги, видел множество человеческих фигурок, бредущих к месту своего последнего успокоения. Много людей, очень много. Темные издалека, совершенно одинаковые. Настоящее торжество равенства.
Километр до вершины, девятьсот метров, восемьсот, пятьсот.... Идти всё так же легко — крутой подъём совсем не чувствуется. Чем ближе к жерлу, тем ярче вспышки, гуще языки пламени, темнее исходящий из недр дым. Но, вместе с тем, излучаемое Морфестом тепло становится все более уютным, домашним. Люди возвращаются домой - возвращаются туда, откуда появились. Тепло нежное, оно манит, как огонь в камине по возвращении из холода. Его никто не боится — наоборот, стремятся к нему всей душой... тем единственным, что у них осталось.
– Видите?!
– идущий впереди Петр Николаевич резко вскинул руку, указывая на крутой поворот дороги, после которого она на время терялась за двумя огромными
– Это Последние Врата! За ними лишь тишина и краткое восхождение в полном одиночестве. Сейчас мы хорошо слышим глухое рычание Морфеста, чувствуем дрожь его монолита, но скоро все закончится. Надо прощаться, господа! Мы никогда не встретимся более, наши пути, единожды сойдясь, расходятся навсегда. У всех свой век, у всех своё время! Мне было интересно с вами в пути, благодарю за общество. Вам, Джек, я помог разобраться в происходящем, но старшие ведь всегда поучают молодых, а что касается Михаэля, то его истории были весьма поучительны.
– А что там? Что за Врата?
– Джеку пришлось повысить голос, поскольку с каждым шагом Морфест ревел все громче, заполняя собой все вокруг.
– За ними мы остаемся наедине с собой, - ответил Михаэль, подходя к нему почти вплотную.
– Практически классическая постановка: нагнетание обстановки, ожидание развязки и быстрое окончание, всё расставляющее по своим местам! В момент наивысшего напряжения ничего так не хочется, чтобы всё наконец закончилось, а потому любое окончание почитается за счастье. Я же говорю — классика!
– Вся жизнь — игра, и здесь тоже?- крикнул Джек. Крикнул не оборачиваясь, неотрывно следя за приближающимися Вратами.
– Мы опять актёры?
– Нет!
– Михаэль раскатисто рассмеялся.
– Подсознание обыгрывает на земле вынесенные отсюда образы, сюжет и драматургию. Здесь каждый за себя, давление массы нейтрализовано, а значит всё правда! Только здесь она есть — чистая и единственная! Еще несколько шагов и всё! Прощайте, Джек!
– Так просто?!
– Джек пожал плечами.
– Ну хорошо, прощайте! И вы прощайте, - он повернулся к старушке.
– Уж не знаю, как вас зовут... звали. Извините!
– Какая разница!
– та лишь махнула рукой. Прощайте!
В непосредственной близости перед Петром Николаевичем шло несколько человек. Вот первый из них, широкоплечий мужчина, до этого сильно изуродованный взрывом, а теперь, после прохождения Черной Арки, вновь молодой и здоровый, перешагнул невидимую черту, минуя конусообразные колонны, и моментально исчез. Следующий за ним, толстый неопрятный старик, махнул Петру Николаевичу и тоже растворился в эфире. Сам Петр Николаевич, прежде чем сделать шаг, поднял вверх правую руку со сжатым кулаком и молча шагнул вперед. Настала очередь Джека...
Тишина. Только тишина и свет. Петр Николаевич знал, о чём говорил. Едва Джек Брандл миновал тень от колонн, пересекавшую тракт темной, почти черной, полосой, как мир преобразился. Звуки исчезли, уступив место мягкому беззвучию, окутывавшему всё вокруг, серая полутьма рассеялась, мгновенно поглощенная ярким, почти солнечным, светом.
– Именно таким цветами и рисуют в картинках вознесение души, - подумал Джек, наблюдая, как идущие впереди фигуры (теперь их вновь было видно), подходят к краю кратера и исчезают, бросаясь вниз с широко разведенными руками.
– Вот только никто никуда не уносится, в всё приходиться делать самому. Кто сказал, что и тут будет легко? Всё сам, всё сам! Но тишина какая... и какая красота! Жаль, уже не удаётся оглянуться, как там Михаэль — было бы интересно. Но только вперед! Странное ощущение, когда ноги сами идут, а голова не крутиться... но как же хорошо, какое волшебное блаженство!