Агрессия и катастрофа
Шрифт:
Прежде всего намечалось провести контрнаступление под Сталинградом и окружить 6-ю армию; затем, нанеся удар на Среднем Дону, развивать успех к Ростову, разбить гитлеровские войска на Северном Кавказе, развернуть наступление в Донбасс, на курском, брянском, харьковском направлениях и, кроме того, провести некоторые частные операции на северо-западном участке фронта.
Непосредственное решение о контрнаступлении под Сталинградом появилось в середине сентября. Основная идея, высказанная 12 сентября генералами Г. К. Жуковым и А. М. Василевским, была сразу же поддержана Сталиным. Ставка Верховного Главнокомандования Красной Армии пришла к выводу о необходимости считать эту операцию главной до конца года и сосредоточить на ней все внимание руководства и все основные усилия страны. Ставка утвердила основы замысла будущего контрнаступления. Разработанный затем план - результат творческой деятельности
На огромной территории между Волгой и Доном развернулось гигантское сражение. В первый день наступления ударная группировка Юго-Западного фронта прорвалась на глубину до 25 - 35 км. Танковые корпуса под командованием генералов В. В. Буткова, А. Г. Родина, А. Г. Кравченко стремительно двинулись в тыл 6-й армии, навстречу наступающим с юго-востока войскам Сталинградского фронта, ударный клин которого создавал механизированный корпус генерала В. Т. Вольского{883}.
Когда от фельдмаршала фон Вейхса начали поступать первые донесения об успешной атаке советских войск, Цейтцлер, "ответственный за Восточный фронт", находился в Восточной Пруссии. Он не имел права самостоятельно, без Гитлера, принимать сколько-нибудь серьезные решения. Но Гитлер, за тысячу километров от "Вольфшанце", в Южной Баварии, был занят другими делами. Его первые военные советники Кейтель и Иодль в апартаментах малой рейхсканцелярии Берхтесгадена получали с фронта только скудные донесения. Они не имели возможности ничего предпринять: их рабочий аппарат - "полевой штаб" - застрял в Зальцбурге и Мюнхене.
Безусловно, присутствовали ли Гитлер и его военные помощники в "Вольфшанце" или уехали оттуда на время, - это не могло сколько-нибудь существенно повлиять на ход контрнаступления Красной Армии под Сталинградом и тем более на его конечный результат. Если мы рассказываем здесь о состоянии гитлеровской ставки в момент решающего поворота событий, то лишь для того чтобы подтвердить, насколько советскому командованию перед началом контрнаступления удалось ввести в заблуждение руководящую верхушку фашистского вермахта и в какой мере оно достигло внезапности удара.
Сначала все было неясно. 19 ноября Цейтцлер послал в Бергхоф тревожное донесение: на Дону русские наступают против 3-й румынской армии. Штаб верховного руководства занимался в это время множеством дел. Он готовил новое военное управление для оккупированной Франции. В Тунисе одна французская дивизия перешла к союзникам - следовало обдумать меры. В Африке англо-американские экспедиционные силы наступают, предстоит разработать директивы Роммелю.
Хотя весть с берегов Дона оказалась более чем неприятной, первая реакция сводилась к спокойному: "Мы этого давно ожидали". После войны Варлимонт в своих дополнениях к тексту журнала военных действий ОКВ напишет: несмотря на то что наступление ожидалось давно "и не только фюрером", тем не менее "оборонительные мероприятия, в отношении которых были отданы приказы, еще далеко не были завершены". Он придет к выводу, что русское наступление "по времени и силам в конечном счете оказалось в высшей степени неприятной неожиданностью"{884}. Но такие оценки появятся много позже. А тогда никто не сомневался, что атаку Красной Армии удастся отбить.
Потом стало известно о разгроме румынского корпуса под станицей Распопинской и не то гибели, не то пленении его командира генерала Ласкара. Это сразу вызвало тревогу.
Историей доказано, что диктаторы в моменты кризиса ищут виновников неудач и находят их прежде всего среди самых незначительных людей. Фельдмаршал фон Вейхс хорошо знал Гитлера, и в первом же разговоре с ним по радио насчет русского контрнаступления обвинил во всех бедах командира 48-го танкового корпуса Гейма: он виноват - разбросал силы.
Имеется любопытный документ, проливающий свет на реакцию в Бергхофе в связи с началом контрнаступления под Сталинградом: записки личного
...Миллионы немцев в третьем рейхе в тот день, 19 ноября, конечно, не знали, что именно в эти самые часы судьба империи Адольфа Гитлера и каждого из них определилась. Газеты печатали речь Геббельса, произнесенную накануне в Дуйсбурге: "Цель на Востоке ясна и непоколебима: советская военная мощь... должна быть полностью уничтожена". Розенберг опубликовал статью о "продолжающемся строительстве на Востоке". Передовая "Фёлькишер беобахтер" уверяла: "Италия твердо сражается до победы". И только короткое "скромное" сообщение гласило: "Слабые советские удары под Сталинградом"{886}.
Тем временем танковые, механизированные и стрелковые соединения Красной Армии развивали успех все дальше в тыл группировки Паулюса.
На второй день контрнаступления Красной Армии Цейтцлер прислал донесение: многие попытки русских атаковать восточнее Клетской отбиты немецкими войсками, но западнее противник смог прорваться через румынские позиции на глубину 10-20 км. "Контрмеры находящихся там танковых соединений начинаются"{887}, прибавлял он.
Хотя общее положение дел оставалось все еще неясным, в Бергхофе начали понимать серьезность надвигавшихся событий. Было решено создать ударную группу из войск 11-й армии, а ее штаб во главе с фельдмаршалом Манштейном отправить из Витебска на юг, чтобы он мог возглавить новую группу армий под названием "Дон", которая объединит все войска в угрожаемой зоне. Такое решение, замечает Варлимонт, в целом указывает, что размеры опасности уже в этот второй день наступления были осознаны{888}. Однако вряд ли так. Отдельные группы германских высших штабов все еще сидели в разных местах. Плохо связанные друг с другом, располагая самой противоречивой информацией, они не могли создать целостную картину событий, оценить их значение и руководить ими. О том, какой разнобой царил в гитлеровском верховном командовании на второй-третий день контрнаступления Красной Армии, свидетельствует хотя бы решение командования военно-воздушных сил: 21 ноября оно готовило отправку 80 самолетов воздушного флота Рихтгофена из-под Сталинграда в район Средиземного моря. "Военно-воздушные силы, - заключает Варлимонт, - еще меньше, чем армия, были подготовлены к русскому наступлению"{889}.
Энгель записал 20 ноября: "Обычное обсуждение обстановки. Полная путаница из-за румын. Все цепляются за Гейма. Сам фюрер еще никакого решения принять не может. Мнения расходятся, но и командование сухопутных сил не делает конкретных предложений. Предложение Иодля предоставить решение фон Вейхсу отклоняется. 48-й танковый корпус должен все взять на себя, помочь 6-й армии, а потом опять двигаться на северо-запад, укрепить положение слева и уничтожить противника. Плохо, что совершенно неизвестно, где в данное время Гейм... Тем не менее Гитлер приказал 48-му танковому корпусу в этот день опять выступить на север, так как он хотел по возможности выправить положение в северном районе при помощи контрнаступления левого фланга 6-й армии"{890}.
В то же время фельдмаршал Манштейн, получивший срочное назначение, сидел в Витебске и тщетно ждал летной погоды. Он выехал лишь на следующий день, 21-го, поездом. Состав шел медленно: партизаны минировали дороги. Только через трое суток поезд фельдмаршала прибыл в Новочеркасск. Создание группы "Дон" затягивалось.
События нарастали стремительно и грозно. Оценка положения, сделанная штабом верховного командования 21 ноября, гласила: "Русский прорыв фронта 3-й румынской армии между Клетской и Серафимовичем значительно углубился... Южнее Сталинграда и в калмыцких степях русские также перешли в наступление крупными силами и многочисленными танками против восточного фланга 4-й танковой армии и 4-й румынской армии"{891}. Совещания в баварском дворце Гитлера шли почти беспрерывно с участием всего полевого штаба верховного командования, вызванного, наконец, из Зальцбурга. Окружающая роскошь, фантастическая красота гор, прозрачный воздух, идиллический покой совершенно не гармонировали с представлениями, что где-то в холодной заснеженной степи над немецкими дивизиями нависла угроза гибели. Что предпринимать? Может быть, отвести войска Паулюса непосредственно из Сталинграда, чтобы усилить угрожаемый район?