Ахэрээну
Шрифт:
— А где сейчас госпожа Майэрин Аэмара? Бывшая, — поправилась Лайэнэ.
— Вместе с мужем, наверное, где же ей быть?
— А вот это вовсе не очевидно…
Домашние намекнули Лайэнэ, что деньги-то на исходе, и ею тут уже интересовались не раз и не два, встретиться бы с ними, поправить свое положение.
— Продайте что-нибудь, — откликнулась она, — У меня много всяческой ерунды.
— Да это уж край, вещи распродавать! — возмутилась самая старшая из служанок. — Будто вам уже под пятьдесят и поклонников днем с огнем не сыскать!
— Мне
— Опять сорветесь неизвестно куда? Берегитесь, не те времена…
— Сперва я сорвусь в гости к госпоже Майэрин, если она согласится принять. А там… посмотрим.
Долго думала, как одеться. Поскромнее — внушить подозрение, а то и презрение. Поизящней… может выйти неловко. Остановилась на темно-синем шелке с вышитыми белым стрекозами, и бледно-голубом нижнем платье. Вышла довольно солидная дама, с такой о делах беседовать. Только какие дела могут быть у семнадцатилетней юной женщины, привыкшей к четырем стенам и роскоши? А ведь снова придется гадать, кем представиться, чтобы приняли и после не было сплетен.
Домочадцы отпускали ее, чуть не рыдая в голос. Почему-то вбили себе в головы, что третья отлучка госпожи станет последней, и не в лучшем смысле этого слова. Даже заверения, что, если ее признают пропавшей официально, дом и все его содержимое достанутся им как наследникам, не помогли.
— Хоть одного или одну из нас возьмите с собой! — умоляли слуги, но она была непреклонна. Чем меньше людей будут знать о ее делах, тем лучше. Ведь может снова попасть в недобрые руки. Да хоть к тому же Макори — ее он, может, и снова не тронет, а вот простую прислугу не пожалеет.
На сей раз дороги почти не заметила. Смешно и подумать, недавно одолеть расстояние до Храмовой Лощины казалось чуть ли не подвигом. Скоро верхом скакать научится. А что, бывали и такие среди ее товарок…
Разыскать девушку особого труда не составило, среди слуг Аэмара нужные люди были, а примерная дочь о себе доложила. Час за часом покачиваясь в тесноватом плетеном коробе, который влекла по булыжникам лошадка, Лайэнэ успела обдумать, что и как скажет. Назвалась приезжей из дальнего округа, знакомой матери Майэрин; если дорога путницы идет мимо, почему бы не заглянуть к старшей дочери, расспросить, как дела у семьи?
Над входом в покои, где Майэрин ее приняла, висели золотые колокольчики, пришитые к занавеске. Так любили украшать комнату молодые незамужние девушки; видно, хозяйка еще не свыклась со своим новым статусом.
Да… незамужние девушки из знатных семей не то чтобы сидят взаперти, но появляются на людях очень редко. Где могла бы увидеть Майэрин? Когда та проезжала в носилках по городу, или во время праздника в городском саду, среди подруг и сопровождающих женщин. Девушка посмелее могла появиться и на рынке, в дорогой лавке.
Но нет, нигде не встречала. Лицо незнакомое, и нет в нем ничего от полных жизни Тори и Кайто Аэмара.
А ведь любопытно было! Вот она, неяркая птичка,
Перед Майэрин, конечно, пришлось открыться, но лишь намеком рассказать о цели визита. Голосом Лайэнэ пользовалась, как струнами своего ахи — и сейчас выбирала самое искреннее звучание, самое безобидное, чтобы и понравиться, и не вызвать ревности.
— Я не могу раскрыть чужую тайну, хотя, несомненно, вам доверяю. Это дело большой важности, а господин Нара мне известен как человек высокойчестности и сторонник мирных решений. Очень важно его найти…
— Мне нечего вам сказать, я, как видите, живу в глуши у родни и плохо знаю о том, что творится за этими стенами, — голос, как талая вода. Держится прямо, слегка надменно… а ведь на лбу у нее написано, что обычно добрая, мягкая.
— Возможно, речь идет о жизни… причастных к Дому Таэна.
— В таком случае очень жаль.
— Благодарю, что уделили время, — Лайэнэ слегка поклонилась и направилась к выходу. Вероятно, Майэрин и в самом деле не знает ничего — кто о важных делах рассказывает домашней юной девочке? — но она и рада ничего не сказать. И не потому, что опасается — все куда проще.
Это настолько… наивно, Лайэнэ умилилась бы, только в другие дни. И шевелился под сердцем червячок — точно ли молодая жена Рииши совсем уж в полном неведении, или могла дать хотя бы намек? Но не захотела?
Что делать теперь, было и вовсе неясно.
Или сдаться, вернуться домой, играть, петь, развлекать богатых поклонников, поправляя свое материальное состояние и теша самолюбие, свое и чужое… или искать дальше.
**
Продолговатые листья оказались приятно-кислыми на вкус; значит, Нээле не ошиблась, именно их как-то принесли на монастырскую кухню. Листья, горячие, нагретые солнцем, покрывали весь пригорок, пристраивайся и пасись, как лошадка или коза. Делать больше нечего было, только ждать — Энори сказал, что выяснит дорогу, по которой пойдет отряд, чтобы вывести девушку прямо к ним. Но ушел и исчез, часа два, наверное, прошло, а он все не возвращался.
Нээле и не радовалась, и не беспокоилась, пастись навроде домашней скотинки было самое то. Напряжение последних нескольких дней перелилось через край и опрокинуло саму лодку. Мертвая женщина больше не могла угрожать, а Энори придет рано или поздно. Можно и поспать на пригорке, под солнышком, вдыхая запах горячих травы и земли. Попробовала было ощутить какое-нибудь предвидение, но внутри было пусто и глухо. Она не стала ни все слышащими корнями травы, ни все видящим ветром — как и была, осталась бесполезным человеческим телом. После нескольких попыток сдалась.