Ахэрээну
Шрифт:
Но вот брат Унно сказал:
— Эге! Вот так сон наяву, — и шагнул к девушке, и она побежала навстречу, протягивая руки, смеясь и плача.
— Но как, почему?
— Не могла просто сидеть и ждать. Слишком много просто ждала…
— Но монастырь далеко. Как ты сюда дошла? — Лиани не отпускал ее ладонь.
— Я не знаю, — и предположила только: — Может, лесная хозяйка?
Монах непонятно хмыкнул, оглядываясь. А Нээле… что-то в ней было странное. Он совсем плохо знал эту девушку, не до общения было, пока решали в Эн-Хо, что делать, но поручился бы — она что-то скрывает: отводит
— Не так уж важно, как я попала сюда, но кто бы мне ни помог, спасибо ему. Я вас искала. Он меня видел, — говорила она, быстро, словно стремясь успеть все рассказать, пока не перебили — хоть никто и не собирался. — Видел, и я его — а теперь он и о вас знает наверняка, будьте осторожны, как только можете.
Быстро глянула на Лиани, залилась краской:
— И оставьте уже эту затею, уходите обратно или в Сосновую. Если он знает о вас, ничего вы уже не сумеете.
— Видишь ли… — начал монах, и прокашлялся, будто передумал говорить начатое, и решил взять короткую передышку. А Лиани просто сказал:
— У нас уже есть его кровь. Его ранил один из рухэй, отбившийся от своих.
— Но разве… начала девушка, и осеклась. Подняла глаза, огромные, почему-то еще сильнее испуганные. — Значит, и впрямь получилось?
— Осталось дойти. Не сказать, что простая задача, но выполнимая, — монах улыбнулся ей по-отечески. И прибавил немного грустно: — И пояса больше нет, пусть теперь эти двое несчастных твои сны не тревожат.
Теперь, одолев еще сколько-то пути по еле видимым лесным тропкам, меж игольчатых лап, соединенных целыми полотнищами паутины, они уже втроем сидели у костра, вдыхая сыроватый вечерний воздух. Спутники сперва пытались еще расспросить Нээле, но, поняв ее огорчение и испуг, спрашивать прекратили. Теперь оба пытались развеселить ее, каждый на свой лад, и думали — она просто напугана.
Немного лихорадочное выходило веселье, и не то слышен был, не то ощущался в воздухе легкий надтреснутый звон, от усталости и напряжения, видимо. А может, то звенели комары, еще одни охотники до чужой крови…
Молчать было подло, но и сказать она не могла — все равно уж теперь, ничего не изменишь, они получили желаемое. А ее рассказ будет ударом, скорее всего, и, быть может, ослабит бдительность — и тогда уж точно все окажется напрасным.
А ведь он обещал, что не тронет их души. Вспомнит ли сейчас о своем обещании? Вряд ли…
Покинула святые стены для того, чтобы спасти, а теперь стала обузой. Если двое еще могли бы вернуться, трое уж точно нет. И она — самая слабая, самая среди них бесполезная — только защищать-то будут ее. Это по ту сторону морского залива, как слышала в мастерской, есть земли, в которых женщина ценится меньше скота. Хотя и там, наверное, любят…
Но толку сейчас с чужих стран.
Глава 17
Со стороны она выглядела наверняка уверенно и безупречно, когда, сидя на невысокой, обитой мягким скамеечке, сложив на коленях руки и опустив ресницы, рассказывала о пережитом. Нежный
— Думаешь, он еще жив?
Слушал и спрашивал, не сердясь вроде бы, но от этого становилось лишь хуже. Всегда спокойный и собранный, холодноватый, хоть и приветливо говорит. Что там, подо льдом? А попробуешь разбить лед, провалишься в полынью, как в далеком детстве — человек в их деревне.
— Макори будет его оберегать, господин. Мне показалось, он сам еще не решил, как быть. Но он уже пошел против Суро, против отца, назад нет дороги. Макори всегда был горячим, упрямым, но смелый и умнее, чем думают многие.
— Против Суро он выступил, а поддержит ли нас?
— Нет, скорее всего.
Кэраи кивнул:
— Я так и думал. Только он ничего не добьется…
— Зверь, загнанный в угол, нападает, это всем известно. С Макори так поступили… мне кажется, он по-настоящему решил порвать с отцом в миг, когда его хасса погибла.
— Это же столь… по-детски.
— Нет, — обронила Лайэнэ, не поднимая взгляд. — Просто больше он никого не любил.
Так смотрел… пристально, вдумчиво. И, наверное, понял, что она многое не договаривает. А она и впрямь ничего не сказала про Энори… и про письмо.
— Спасибо.
Его тоже окутал свет, когда встал и подошел к окну. Разглядывал что-то на дальней стене, окружающей двор — отсюда было видно бледно-серые зубцы, знамена и равномерно расставленные фигурки дозорных.
— Ты невероятная женщина, — сказал бесцветно и равнодушно. — Я был неправ. Тайрену очень повезло, что ты охраняла его. Твои ум и преданность мальчику достойны не просто награды, но людской памяти.
Она следила за каждым его движением, как мышь за кошкой, случайно бродящей возле норы. Любая мелочь может стать роковой.
— Что будешь делать теперь?
— Я бы хотела… здесь мне не место, я знаю, но могу ли отдохнуть пару дней? Потом надо будет вернуться, я совсем запустила дела.
«Только позволь мне остаться»…
— Конечно. Если что-то еще понадобится — говори сразу, моя благодарность всегда с тобой.
Он слегка кивнул ей и направился к двери. Вот и все, а чего ждала? Он поблагодарил, и видно, что без двойных смыслов. И ум, и преданность ее оценил.
Так и сидела, изящно, ровно, не решаясь повернуться, словно еще кто-то мог ее видеть.
Ну, конечно, все обернулось как нельзя лучше… И да, она очень рада.
Ничего не мог с собой поделать — руки дрожали, как у последнего пропойцы. Таким его видеть не должен никто. Может и правда напиться? Нет, не хочется совсем.
Так задел ее рассказ, словно ее же шпилькой в самое сердце. Что сам он? Не стал, не смог — да и не пытался даже. Другой бы сразу собрался, принял угрозу как есть и поспешил на выручку. А он в Ожерелье укрылся, и до смерти рад был, что другие это укрытие подготовили.