Аховмедская святыня
Шрифт:
А уже после, когда прошла сотня-другая, Мих не знал, сколько мучеников там было, вышел честной люд, ранее от греха спрятавшийся, и ахнул. Вся кровью залитая стала улица, что с сирых не каплями ронялась, а рекой лилась сквозь кожу треснувшую и мясо порванное. И закончила свою историю богатая Знаменка и начала невзрачная Краснокаменная или попросту Краснокаменка. Уж сколько лет прошло, а с тех пор в лучшую сторону для нынешнего места мало что поменялось.
Бежали отсюда дворяне и купцы, страшась улицы с дурной славой. Говорили, дескать, призраки здесь появились — днем ходят по Краснокаменке, а ночью в дома пробираются, да во сне тебя душат. Проснешься, а на груди тяжелый будто
— Итак, — размышлял Витольд Львович вслух, шагая по серому камню проклятой улицы, но орчук ловил каждое его слово, — Черный ушел куда-то дальше поворота на Нижесовскую, по Краснокаменке. И это очень даже хорошо.
— Чего хорошего, господин? — Не удержался Мих и вмешался в рассуждения титулярного советника, — Краснокаменка, почитай, одна из самых длинных улиц Моршана, почти до самого выезда тянется.
— Я не к тому. Он прошел Нижесовскую, значит что?
— Что?
— Не направился к трем вокзалам, следовательно, уезжать не собирается.
Они как раз прошли видневшийся за согбенной двускатной крышей домика шпиль Мглинского вокзала. Мглинского, это значит, на Мглин который, то есть на запад. Мимо Старобеда и Трубчевска. Подле него ютился не такой помпезный, еще старой постройки, вокзал Таркийский. Тут тоже немудрено догадаться, что от названия селения Тарки, тот совсем на юге, в землях покоренных горцев. Дорога туда длинее, чем до Мглина, да и города все старые, как говаривал папенька красивые: Владмиро-Волынский, Святой Крест Кумь, Байлан. Еще далее, ежели от двух вокзалов отойти, растопырился во все стороны, дома ближайшие притеснив, самый огроменный из всех вокзалов — Столепольский. От него, коли захочешь, так можно почти до самых восточных кочевников добраться, до Сундыри, то есть. Иные к Оленску ездят, Сибирь посмотреть, пушнину побить, да много ли чего, но тянет туда людей. Кто попросту подальше от Моршана, но не то чтобы в глушь — пожалуйте, Столеполь али Ижнегодь.
Ходили слухи, что хотят и железную дорогу на север от Моршана проложить, а через то и вокзал построить, но Мих считал, баловство все это. Да, поговаривают, что после Хеми, уже к Пудоге подъезжая, места диво какие благолепные становятся, будто человеком или прочим нетронутые. Но ради того, чтобы озерами и лесом любоваться дорогу строить? Дурость да и только. Хворых на всю голову в Славии испокон веков с лихвой хватало. К примеру, еще в прошлом веке один из профессоров — мудрейшая вроде бы голова — донимал Государя Императора с идеей поставить к северо-западу от Моршана, дабы выход к Виллейскому морю был, город-заставу. Подумать только — селение на болотах! Да и делать там что? Ладно бы враг какой у Виллейского моря был, так дальше им Дрежиния владеет, а те издревле славийскими союзниками являлись.
— То есть, — вернул Меркулов Миха на грешную землю, — он остался в городе. И скорее всего, шел к себе домой.
— Все равно место для розыска довольно обширно, — брезгливо переступил Мих через кошку, что терзала дохлую крысу внушительного размеру.
— Это уже не весь Моршан, — парировал Меркулов, — а если хорошенько поразмыслить… Так это и есть та Нижесовская?
Мих кивнул, с сомнением взглянув на узкую сточную канаву, на которую Витольд Львович указывал. Тяжко приходится полукровке, коли он тут живет. С одной стороны, вроде
На Никольскую понятно за каким лядом полез — через два квартала дома веселые, с женщинами павшими, с компаниями задорными. Ездить недалече. Да и стал своих новых друзей потихоньку в новое жилище перетаскивать после похождений, вино игристое пить, кричать, один раз даже из револьвера стреляли (уж Мих тогда испужался). А народ на Никольской хоть и невысокого происхождения, простой, в общем люд, но себя отстаивать умел. Подступились сначала мужики так, поговорить по-доброму, но купчишко оказался непонятливый. И трех дней не прошло, как подкараулили его, да бока намяли. Тоже без зла, не во хмелю, не сломали даже ничего. Побежал было жаловаться к околоточному, а тот из никольских же. Руками только развел. В общем, съехал этот балагурник. Слышал потом Мих, что, вроде, пырнули его в трактире каком-то, а может, и не он был.
— Нижесовская. Тупиковый переулок.
— Так, знаешь, что нам надо?
— К Его превосходительству, может, отправиться? Рассказать ему все, а? — взмолился орчук.
— Успеется, — лишь отмахнулся титулярный советник. — Нам надо… о, вот.
Витольд Львович указал на ближайший трактир, из которого, точно по условленному сигналу как раз вывалился забулдыга, оглядел окружающее мутным взглядом, явно вспоминая где находится, и направился вниз по Краснокаменке.
— Господин, ежели вы поесть хотите, видел я, что при разговоре с Его высокородием вы к поросенку почти не притронулись, так лучше не тут. Можно попредпочтительное заведение найти, чем энтот трактир.
— Мих, нельзя же все время о еде думать, — отмахнулся титулярный советник и направился к зданию.
Орчук вошел внутрь за господином и понял, что с «трактиром» это он погорячился. Скорее уж кабак дрянного пошиба: полы грязны и липки, столы и из ссохшихся старых досок в разводах, свет тусклый, хотя окон много, да и день на дворе. Повсюду совсем пьяные или попросту хмельные тела. Хотя нет, трактирщик — дюжий толстый мужик с куцей, словно подпаленной, бородой, оказался трезв. Побуравил глазами сначала господина, потом Миха, причем на мундире и сапогах задержался, покумекал нечто, да все же подошел.
— Что Вашему благородию угодно будет?
— Стол, вон тот, у окна, что на улицу выходит, — указал Меркулов.
— Ваше благородие, не извольте гневаться, но у нас тут публика невысокая, из мужиков простых… — замялся хозяин.
— Да, — согласился Витольд Львович, — из тех, кто посреди белого дня пьет. Я вижу. А в чем проблема?
— Вам может здесь показаться скверно. Кухня не Бог весть какая, да и из напитков выбор невелик. Через четыре дома «Интересное место», трактир не в пример лучше нашего. И человеку вашего круга там предпочтительнее будет.
— Нет, благодарю, здесь останусь. Или у вас есть, что скрывать от полиции? Незаконное, к примеру?
Хозяин торопливо замотал головой, всем своим видом говоря: Господь с вами, верой и правдой служу Государю Императору в меру сил и возможностей. А Мих про себя хмыкнул. Уж слишком испугался трактирщик того вопроса, да и ответил прежде, чем господин вопрос свой закончил. Как есть водятся за ним грешки. Нечистого на руку человека от добропорядочного орчук отличить умел.
— Тогда вон за тот стол, будьте любезны, — повторил свой жест Меркулов.