Ахульго
Шрифт:
Поддавшись общему волнению, и Лиза вглядывалась в лица мужчин, будто ожидала увидеть Михаила. Наконец, печальная процессия скрылась из виду, и Лиза поняла, что осталась в саду одна.
– Бежать! – мелькнуло у нее в голове.
– Скорее! Пока не хватились!
Но куда? Через горы, откуда доносится этот ужасный гул орудий? Или вдоль реки? Но там всюду мюриды. Лиза лихорадочно придумывала, что ей делать, но все казалось ей безумием. А Аванес? Как-никак, он рисковал жизнью, защищая Лизу. А теперь его снова бросят в
Уже в ауле, недалеко от дома, в котором она жила, Лизу окружило несколько одетых во все черное женщин. Они что-то кричали и грозили Лизе кулаками. А одна даже подняла с земли камень.
На шум с крыши дома выглянул Аванес и, увидев неладное, побежал звать хозяина. А женщины продолжали наседать на Лизу, которая в страхе вжалась в угол, не понимая, чего от нее хотят.
– Оставьте ее! – крикнул аксакал, явившийся вместе с Аванесом.
– Все они заодно! – негодовали женщины.
– Наших детей убивают на Ахульго, а она тут абрикосами лакомится!
– Правильно женщины говорят, – кричали собравшиеся вокруг мужчины.
– А эта женщина – не та, за кого себя выдает! Один наш видел ее в Шуре, она там с женами начальников разгуливала!
– Это правда? – оглянулся аксакал на Аванеса.
– Это не твоя жена?
Пока Аванес соображал, как выпутаться из сложного положения, Лиза вдруг выступила вперед и сказала:
– Да, я не его жена! Убейте меня, если вам станет от этого легче.
– Кто же ты? – удивленно спросил аксакал.
– Я жена русского офицера, – гордо сказала Лиза.
– Что мы говорили?! – негодовали мужчины.
– Это лазутчики!
– Мы не шпионы, – оправдывался Аванес.
– Мы – мирные люди!
– Это я во всем виновата, – сказала Лиза, едва сдерживая слезы.
– Мне ваша война не нужна, и горы ваши не нужны. Я только хотела спасти своего мужа.
И ей пришлось рассказать правду. В доказательство она показывала чудом попавшее к ней письмо Нерского. Когда аксакал перевел остальным печальный рассказ Лизы, враждебности вокруг сильно поубавилось. Женщины опустили глаза, приняв беду Лизы близко к сердцу, и стали молча расходиться.
– Выходит, ее муж сам был против царя? – спрашивали мужчины.
– Мы тоже против него. Зачем же ее Михаил с нами воюет?
– А куда ему деваться, если по-другому домой не вернешься? – объяснял аксакал.
– В ханской милиции тоже горцы воюют, – сказал Аванес.
– Вы сначала со своими разберитесь.
– Тоже верно, – соглашались мужчины.
– А храбрая у этого армянина жена.
– Это не его жена, а русского офицера.
– Все равно – храбрая.
– За нее хороший выкуп дадут.
–
– Муж, офицер.
– Он сам теперь в солдатах. Откуда у солдата золото?
– Наверное, царь все отнял, когда в тюрьму сажал.
– Что же теперь, отпустить их?
– Менять будем, – сказал аксакал.
– Когда придет время.
Где-то за горой особенно сильно загрохотали пушки. Люди невольно оглянулись, а затем с ненавистью посмотрели на Аванеса. Оценив ситуацию, Аванес тут же вспоминал про множество других услуг, оказанных им горцам, несмотря на смертельную опасность.
Аксакал проводил Лизу в дом и ушел.
– Слава богу, что все обошлось! – говорил Аванес, поднимая корзины на террасу.
– Но где ты была? Я думал, ты сбежала.
– Я не смогла, – призналась Лиза.
– И не думай! – предостерег ее Аванес.
– Если хочешь увидеть своего Михаила!
На террасе были расстелены паласы, и на них лежали дольки абрикосов. Их разложили сушиться, пока не получится курага. Лиза не знала, куда себя деть, все еще сомневаясь, правильно ли она сделала, что вернулась. Так ничего и не решив, она присела рядом с корзинами и тоже начала разламывать абрикосы и раскладывать их сушиться. Косточки она откладывала в сторону, где уже была их целая горка.
Потом она услышала песню. Лиза прислушалась. Пели где-то недалеко. Это было женское многоголосье, повторявшее одну и ту же фразу: «Ла илагьа илла ллагь…».
– Что это? – спросила она Аванеса.
– Обычное дело, – ответил Аванес.
– Отпевают.
– Кого? – испуганно спросила Лиза.
– Племянника хозяина, – объяснил Аванес.
– Раненного привезли, а потом он умер. Похоронили уже.
– А разве у них тоже отпевают?
– Еще как, – кивнул Аванес.
– И мужчины, и женщины. По отдельности.
К полуночи женщины начали расходиться, и каждая несла домой садака – небольшой дар, хлеб и мясо, укрытые краем платка. Садака раздавали родные покойного, считалось, что это поможет его душе в другой жизни.
Аванес тяжело вздохнул и перекрестился.
– Трое детей осталось.
– Дай им Бог, – сказала Лиза и тоже перекрестилась.
Они молчали, вслушиваясь в смиренные молитвы женщин. Когда голоса смолкли, Лиза сказала:
– Зачем эта война, Аванес? От нее всем только горе.
– Горцы воюют за свободу, – ответил Аванес.
– Своим умом хотят жить, без ханов, чтобы все были равны и никто никому не кланялся, кроме Аллаха.
– Свобода… – не понимала Лиза.
– Вот и Михаил вышел за нее на Сенатскую площадь, а оказался на каторге. Но что такое эта свобода? Она погубила мою жизнь. Зачем мне свобода, Аванес? Я хочу быть несвободной, хочу быть женой и матерью.
– Это совсем другое, – отмахнулся Аванес, а затем добавил: – Они хотят, чтобы ты написала своему мужу.