Ахульго
Шрифт:
– Вы даже в дуэлянты не годитесь. В следующий раз приносите годные пистолеты, – сказал Граббе, покидая место дуэли.
– Плохи же у Шамиля дела, если он полагается на сумасшедших…
– Позвольте! – обрел голос Аркадий.
– Меня никто не подсылал! Я сам!
– Прикажете расстрелять перебежчика? – осведомился Пулло.
– Зачем же? – оглянулся Граббе.
– Если он такой смелый, пусть повоюет. Я даже готов его простить, если взойдет на Ахульго первым.
Аркадий был подавлен. Когда он оглянулся, то поверх голов офицеров увидел Лизу, которая смотрела на него с горестным сочувствием.
Пока Аркадий размышлял о том,
Сдавая Аркадия, конвойный сообщил, что он знает тайные тропы и должен указать путь, коим роте надлежало подняться на Ахульго, когда штурмовая колонна ударит по центру обороны Шамиля.
Нерский понял, что Аркадий – тот самый господин, который отважился вызвать на дуэль самого Граббе и про которого ему столько рассказывала Лиза.
– Весьма вам признателен, господин Синицын, – пожал ему руку Нерский.
– За что? – удивился Аркадий.
– В пистолетах даже пуль не оказалось.
– За Лизу, – сказал Михаил.
– Так вы – Нерский? – догадался Аркадий и невольно бросил взгляд на отсвечивающие под луной новые эполеты.
– Рад знакомству, – кивнул Михаил.
– Берегите ее, – сказал Аркадий.
– Таких жен еще поискать.
– Вы покажете дорогу? – спросил Нерский.
– Не знаю я никаких дорог, – ответил Аркадий.
– Иначе нас перебьют, как куропаток, – сказал Нерский, – или камнями закидают.
– Зачем же вы идете? – спросил Аркадий.
– За свободой.
– Это горцы борются за свою свободу, – сказал Аркадий.
– А мы ее только расстреливаем.
– Так вы ничего не знаете? – спросил Нерский. И он рассказал Аркадию про обещания Граббе, которые позволили погасить бунт и вернуть войскам боевой дух.
– Жаль, что я его не убил, – сказал Аркадий.
Однако на неудавшегося дуэлянта в роте смотрели как на героя. Но в самих солдатах тоже многое изменилось. Таково было действие одного лишь обещания свободы. Нерский с удивлением наблюдал эти метаморфозы и начинал лучше понимать горцев, которые рождались вольными людьми и не мыслили жизни без свободы. Но предстоящий штурм его пугал. Не потому, что он страшился погибнуть, а от того, что ему предстояло участвовать в трагической фантасмагории, когда обе стороны будут сражаться друг с другом за свободу.
Ночь перед штурмом генералы провели в своих полках, призывая солдат кончить дело решительным боем. Видя перед собой главных командиров, которые пулям не кланялись, солдаты преисполнялись чувством гордости за свои полки. А обещанные свободы неудержимо манили их на Ахульго, как будто там был спрятан ключ к извечной крестьянской мечте.
Глава 118
На рассвете 21 августа в лагере залаяли отрядные собаки. Они учуяли на Ахульго противника и кинулись его искать. В ответ залаял пес Хабиба. Они сцепились у Старого Ахульго, и обе стороны наблюдали эту ужасную схватку. Волкодав был сильнее, но других собак было больше. Схватка их превратилась в смерч, из которого летели окровавленные клочья, пока, наконец, весь этот рычащий и скулящий клубок не скатился в пропасть. Впрочем, они продолжали драться и там, пока их не унесла река.
Эта сцена произвела тягостное впечатление на всех. Но больше всего был растревожен Курбан,
Колонны Граббе двинулись на новый штурм.
Увидев, как надвигаются войска, Шамиль оглянулся на своих сподвижников и крикнул:
– Не унывайте, братья! И помните, что нет у нас убежища, кроме наших сабель!
Мюридов не нужно было убеждать. Они не боялись погибнуть, потому что жизнь на Ахульго давно уже походила на ад. И многие завидовали своим товарищам, принявшим смерть в битвах и наслаждавшимся теперь райским покоем. На Ахульго думали лишь о том, как подороже продать свою жизнь.
Войска Граббе яростно хлынули на Ахульго, но вдруг над руинами прежних укреплений появился Стефан, и труба его пронзительно запела: «Назад! Назад!». Повинуясь знакомому сигналу, авангард штурмовой колонны остановился. И готов был попятиться назад, если бы не напиравшие сзади роты апшеронцев.
Развадовский играл самозабвенно. Это была его главная сольная партия. Увидев, что апшеронцы остановились, он поднял трубу еще выше и начал играть свой прощальный привет далекой родине. Но доиграть полонез ему не было суждено. Вызванный Лабинцевым снайпер не промахнулся. Смертельно раненный, Стефан начал медленно оседать и испустил дух вместе с последними тактами мелодии. А к последнему бастиону защитников Ахульго уже неслась сокрушительная лавина, не замечая летевшие навстречу пули.
Над Стефаном встал старый слепой сказитель. Он прочитал над погибшим молитву, а затем взял в руки свой пандур и запел:
Счастлив умерший в бою, Счастлив павший в злую сечу. Открывает дверь свою Сам Аллах ему навстречу.
Смерть за смерть, мюрид, вперед! Для души, не знавшей страха. Мост пылающий ведет Над пучиной в рай Аллаха…
Волна за волной накатывались егеря через ров, но разбивались о защитников второго рубежа, которые стояли насмерть. Шамиль несколько раз увлекал мюридов в атаку, пытаясь отбросить противника, но усилия эти не имели успеха. Ров, который не удавалось закидать фашинами и завалить турами, начал снова наполняться погибшими.
Колонна Лабинцева была главной силой штурма, но в дело уже вступали и другие части. Вооруженные лестницами и веревками, солдаты лезли на Ахульго со всех сторон, с которых могли подобраться.
Становясь на плечи друг другу, солдаты карабкались на отвесные каменные стены, вбивали крючья, перекидывали через них веревки, подтягивали лестницы и взбирались все выше и выше. Как и в прошлый раз, на них сыпались камни и пули, но солдаты даже не пытались прикрываться щитами, которые только задерживали движение. Они взбирались на гору, теряя товарищей, но упорствуя в своей решимости подняться на Ахульго. Раненые падали вниз молча, чтобы не вселять страх в остальных, и почти никто не пытался ухватиться за сослуживцев, потому что тогда в пропасть сорвались бы целые ряды их товарищей.
На этот раз отбивалось все население Ахульго, даже старухи явились на поле брани с серпами и косами.
Настал черед и роты Нерского.
– Что, братцы, пошли? – скомандовал Нерский.
– Пожалуй, идем, – отозвались солдаты.
– Что Бог даст, то и будет.
– На людях и смерть красна.
Нерский подтолкнул вперед Аркадия.
– Ну, показывай.
Но Аркадий молча стоял на месте и только мотал головой, обхватив ее руками.
– Тогда уходи, – сказал ему Нерский.