Ахульго
Шрифт:
– Выходит, он собирается идти через немирные аулы? – догадался Юнус.
– «…Даю вам выбор: или покорность без условий, или вечное разорение, – прочитал Амирхан.
– Войска под моим начальством горят нетерпением наказать бунтарей за неблагоразумие. Я иду вперед – берегитесь! Генерал-лейтенант Граббе».
– Пусть сам побережется, – сказал Ташав.
– Я схвачу его за хвост и не пущу на Ахульго.
– Не надо забывать, что в Хунзахе и Цатанихе тоже стоят их войска, – сказал Шамиль.
– А ханы мечтают вернуть то, что мы у них отобрали.
Послышался
– Из Шуры принесли деньги, – сказал Султанбек.
– Деньги? – обрадовался Амирхан, доставая с полки книгу в которую записывал доходы казны.
Султанбек положил на стол серебряный рубль.
– Так мало? – не верил глазам Амир-хан.
– Из Шуры?
– Это больше, чем деньги, – сказал Шамиль, разглядев монету и передав ее Юнусу.
Юнус постучал ее ребром о стол и осторожно раскрыл монету. Рубль распался на две части, и внутри его обнаружилась небольшая записка.
Шамиль молча прочел записку и передал ее Юнусу.
– Теперь мы знаем точно, – сообщил Шамиль своим сподвижникам.
– Главные силы пойдут из крепости, от Эндирея.
– Когда? – спросил Ташав.
– У нас меньше месяца, – сказал Шамиль.
– Еще наш человек сообщает, что туда двигаются большие обозы. Везут оружие и продовольствие.
– Откуда? – спросил Ахбердилав.
– Нельзя ли на них напасть?
– Пока из порта, где Тарки. Кораблями из Астрахани привозят, – сказал Шамиль.
– Туда нам не проникнуть. А потом повезут из других крепостей.
– По крайней мере, теперь все ясно, – сказал Ташав, а затем предложил: – Может, нападем на Внезапную?
– Было бы неплохо, – согласился Ахбердилав.
– Мы можем пойти на эту крепость, но можем оттуда не вернуться, – сказал Шамиль.
– Сейчас нужно думать о том, как сохранить то, что у нас есть.
– Что ты предлагаешь, имам? – спросил Али-бек.
– Надо превратить их дорогу в пустыню, откуда бы они ни пошли.
– В пустыню? – переспросил Ахбердилав.
– Будем портить дороги, разрушать подъемы и спуски, заваливать ущелья, жечь мосты.
– Шамиль водил рукояткой плети вокруг Ахульго.
– А когда они потеряют силы, борясь с горами – нашими каменными мюридами и лучшими союзниками, – ударим по Граббе со всех сторон.
– А люди? – спросил Али-бек.
– Нельзя же оставлять их на пути генерала.
– Конечно, нельзя, – согласился Шамиль.
– Жителей приграничных аулов мы переселим в горы, а сами аулы, в которых можно обороняться, превратим в крепости.
– Ясно, имам, – кивнул Ахбердилав.
– Ты отправляйся в Аргвани, – сказал ему Шамиль.
– Дальше их пускать нельзя.
– Лучше бы их остановить у Буртуная, – сказал Ташав.
– Буртунай будет первым рубежом, – согласился Шамиль.
– Его надо укрепить
Затем было решено, кто и в каком направлении будет действовать, сколько ему понадобится сил и где их взять. Было определено направление и для самого Шамиля, который не собирался отсиживаться в Ахульго.
Пока наибы обсуждали, как они будут помогать друг другу, имам велел Амир-хану писать письмо. Подумав немного, он начал диктовать:
– Во имя Аллаха, милостивого, милосердного. От имама Шамиля его благородному брату Ага-беку Рутульскому – мир тебе и милость всевышнего Аллаха! А затем…
Когда Шамиль и его сподвижники вышли из резиденции, над Ахульго разносился призыв муэдзина к полуденной молитве.
Юнус выпустил голубя с письмом для Ага-бека. Все проводили глазами птицу, для которой не существовало ни границ, ни трудных дорог, а была лишь прозрачная, пронизанная солнечными лучами свобода. Затем они отправились в мечеть, причем впереди Шамиля шел Султанбек с обнаженной шашкой, а позади него – Юнус. Следом двигались остальные, и чем ближе они подходили к мечети, тем многолюднее становилась эта процессия.
А наутро жены и дети провожали воинов в поход. Они долго смотрели вслед удаляющимся всадникам, пока те не исчезали за горами или не сливались с дорогами, по которым они уходили. Дети спрашивали, когда вернутся их отцы и братья, но матери не знали, что им ответить, и только молились о ниспослании мюридам побед и благополучном возвращении.
Шамиль двинулся в аулы, находившиеся в опасной близости от Шуры с ее большими войсками. Он убеждал людей оставить дома и уйти в горы, говорил, что смирение их не спасет. Но не все готовы были покинуть насиженные места. Большинство, свыкшись со своим неясным положением, сохраняло показной нейтралитет, хотя и помогало тайно мюридам.
Один из аулов отказался принимать Шамиля, не желая больше подвергаться опасности. Тогда Шамиль, в залог их неучастия в войне на стороне противника, взял от аула аманатов и отправил их на Ахульго.
Когда Шамиль занял родной аул Гимры, об этом быстро стало известно в Шуре, которая была недалеко. К Гимрам двинулась горская милиция, а следом и генерал-майор Пантелеев с батальоном пехоты и двумя горными орудиями. Не желая подвергать аул новому разорению, Шамиль оставил Гимры, пополнив свой отряд земляками-новобранцами.
Убедившись, что Шамиль удалился, Пантелеев вернулся в Шуру и сообщил Граббе о разгроме шамилевских скопищ и освобождении Гимров от мюридов.
Придерживаясь той же тактики, еще несколько отрядов во главе с Сурхаем, Али-беком и другими наибами курсировали в приграничных районах. Неожиданно появляясь в разных местах, они отвлекали силы Граббе, вступали в стычки с ханской милицией и не давали войскам противника окончательно сосредоточиться.
Множество горцев откликались на воззвания Шамиля, которые он разослал по Дагестану. Его мюриды появлялись в самых отдаленных аулах, призывая людей подняться на борьбу и отстоять свою независимость. Они обращались к людям на площадях и в мечетях: