АИСТЫ
Шрифт:
РЫЖАЯ
(рассказ)
Дворняжка, клички которой никто не знал, – из-за огненного окраса ее называли просто "Рыжей", – лежала под заброшенным навесом городского рынка, в самом дальнем углу, заросшем репейником и крапивой. Днем сюда не приходил никто, а вечером появлялся коренастый, с широким, как у монгола, лицом, дворник, который приносил собаке из мясных рядов сор, остающийся после рубки туш. При его появлении она радостно тявкала, преданно выгибалась перед ним и неистово колотила по земле пушистым, как у лисицы, хвостом.
Две недели назад она впервые ощенилась, и теперь вся ее жизнь замкнулась на двух крохотных живых комочках,
Но вот уже несколько дней старик почему-то перестал приходить и приносить еду. Щенки получали молока меньше и стали очень капризными, а она не могла накормить их досыта и виновато отворачивалась. Ее бока заметно ввалились, морда вытянулась, а вся Рыжая, имевшая в холке всего-то тридцать сантиметров, стала еще меньше.
Щенки, расталкивая друг друга, старались схватить сосок, на котором выступила желтая капелька молока. Но ни один из них не мог дотянуться, отталкиваемый всякий раз соседом. Потом палый с белой шалкой смахнул каплю ворсинками уха, и как ни старались они дальше тянуть мать – молока не было. Щенки обиженно заскулили. Она стала их унимать, вылизывая спинки, но они не затихали, а еще сильнее скулили и мучили ее. Вдруг один сильно защемил сосок, она взвизгнула и резко вскочила. Потом вышла из-под навеса и стала смотреть в сторону рынка.
День обещал быть жарким, и с утра на рынке толпилось много людей. Она пристально всматривалась в толпу, надеясь заметить старика. Но с тех пор как несколько дней назад издали видела, что его отнесли на носилках к машине люди в белых халатах, он не появлялся.
Рыжая оглянулась на уставших скулить щенков и покрутила головой, принюхиваясь к воздуху, в надежде, что поблизости есть съестное. Однако ничего не почуяла, а дразнящие запахи долетали только с рынка. Она беспокойно потопталась на месте, еще раз глянула на голодных щенков и пошла.
Солнце успело подняться высоко и нагрело бетонные плиты, которыми была вымощена территория рынка. Идти по ним легко и приятно. Люди беспорядочно сновали вокруг, что-то кричали друг другу, сталкивались лбами, отдавливали друг другу ноги, ругались, извинялись и спешили дальше. Рыжая давно не была здесь, и после полумрака конуры яркое солнце и суета рынка ошеломили ее, как и внезапно обрушившаяся из динамика на столбе оглушительная музыка; она поначалу даже съежилась с испугу и едва успевала увертываться от наступавших на нее со всех сторон башмаков. Возле небольшого киоска, где продавали сладкое, она остановилась. Большой белобрысый парень, зажав в пятерне кулек с мелкими пряниками, другой рукой бросал их, как орешки, в рот и глотал, почти не разжевывая. Как завороженная следила Рыжая за ним, ожидая, когда бросит и ей пряник, а может быть, случайно уронит. Но он не замечал ее, и пряники не ронялись. А здоровяк, подбросив вверх последний пряник, ловко его поймал, смял кулек и швырнул его в сторону рыжей дворняжки, которая едва увернулась и отбежала в сторону. Но не было у нее обиды на этого человека, она вообще на людей не обижалась, мало среди
Рыжая стала обходить один за другим уличные торговые ряды, там, на ее взгляд, не оказалось ничего примечательного; прилавки были завалены овощами и фруктами.
– Смотри-ка, Рыжая появилась! – Конопатая, как и дыни, которыми торговала, продавщица рукой указывала на устало бредущую собачонку. – Давненько тебя не было, Рыжая. – Оглянувшись на соседок, она подозвала собаку и, демонстрируя свою щедрость, протянула ей кусочек дыни. Рыжая принюхалась к нему и вежливо отвернулась. – У-у! – не найдя слов, взвыла сиреной торговка и запустила в нее дынной долькой.
Собака в страхе отскочила, угодила в чью-то корзину, перевернула, кто-то ее в отместку больно пнул, и она стремглав бросилась бежать. От волнения сердце Рыжей билось, как у пойманной птицы.
А люди по-прежнему торопились куда-то, и только редкий из них бросал равнодушный взгляд на одинокую собаку, прижавшуюся к тумбе с ободранными театральными афишами. Рыжая и раньше любила выходить на этот пятачок рынка – погреться на солнышке, понаблюдать людей, а иногда от скуки и полаять на них. Но теперь ей было не до старых собачьих развлечений, – она торопилась к щенкам.
Пробегая мимо большого павильона посредине рынка, она уловила знакомый мясной дух и остановилась. Нужно было спешить к щенкам, но она замешкалась в раздумьях: "Куда сначала податься?" Верх взял голод.
Тяжелый, настоявшийся на мясе воздух, ударил ей в ноздри. У собаки немного закружилась голова, но она с этим справилась, и медленно пошла вдоль рядов, поводя кончиком носа. Ей хватило бы сотой, тысячной доли того, что здесь имелось. Но никто не замечал мелкую рыжую дворняжку, которая, задрав морду, жадно глотала воздух, словно ела его. Люди увлеченно продавали и покупали, божились и тут же обманывали. Вон мясник размахивает перед лицом старушки куском мяса:
– "Че ты, бабка, споришь? Это высшая грудинка". – И тычет подслеповатой старухе частью огузка. Старуха испуганно пятится и бормочет: "Заворачивaй, милай, заворачивай… "
Царящая в павильоне суета передается Рыжей, и она – откуда силы взялись? – уже резво перебегает из ряда в ряд, от прилавка к прилавку.
Вдруг она увидела свесившуюся со стола ножку цыпленка. Рыжая потянулась было к ней, но, устыдившись своего желания, отошла в сторонку с надеждой, что все же ее угостят. Однако по-прежнему никто не замечал дворняжку с пустыми, отвислыми сосцами, и неожиданно для себя она снова и снова оказывалась у прилавка с куриной ножкой. Наконец, пересилив свою собачью гордость, осторожно приподнялась на задние лапки, передними уперлась в прилавок, и стянула за ножку небольшую курицу. Тушка оказалась тяжелее, чем ей думалось, она сразу не смогла ее ухватить, а потом, ухватив, от волнения уронила на пол, затем опять схватила тушку, крепче сжала ее зубами и помчалась к выходу.
– А-а-а … лови воровку! – орал продавец, пытаясь выбраться из-за прилавка.
А Рыжая бежала по длинному проходу, не чувствуя лап. Вот и входная дверь. "Ну, еще немного … Быстрей, быстрей, к щенкам … " – мелькало в ее черепушке.
Она не знала, что все время, пока бродила по павильону, за нею, от нечего делать, наблюдал другой мясник. Он видел, как небольшая сука нетерпеливо бегала между мясных рядов, а потом остановилась у свисавшей с прилавка ножки цыпленка, несколько раз к ней подходила, примериваясь, и все же стянула. Теперь он ждал ее с сеткой для ловли птиц в конце ряда, по которому бежала собака.