Академия Высших: студенты
Шрифт:
Дверь в кабинет Констанции была открыта.
Сама Констанция Мауриция стояла в центре кабинета, скрестив руки на груди и молча смотрела на Сигму и Мурасаки. Как они вошли. Как поздоровались. Как Мурасаки закрыл дверь. Как Сигма вопросительно смотрела на нее и отвела глаза, едва их взгляды встретились.
– Я так понимаю, – сказала Констанция, когда молчание стало совсем невыносимым, – кроме трусов Мурасаки вам обсудить больше нечего?
Сигма покосилась на Мурасаки. Он покраснел и смотрел в пол. Она и не подозревала, что люди с желтым
– Что? – холодно продолжала Констанция. – Или вы думаете, что у меня нет ушей? Ты ничего не хочешь сказать, Мурасаки? Ты не забыл, какую задачу я перед тобой поставила?
– Вы все неправильно поняли, – ответил Мурасаки.
– В таком случае объясни мне, как правильно понимать твою фразу! Или тебе стыдно посмотреть мне в глаза?
Сигма отчаянно, невыносимо чувствовала себя лишней. Между этими двоими… что-то было, чего она не знала. Не просто несданный зачет. Неужели… Сигма снова посмотрела на Мурасаки, а потом перевела взгляд на куратора – неужели Мурасаки исхитрился и Кошмарицию влюбить в себя?
– Разумеется, я не сделал ничего такого, за что мне может быть стыдно, – вдруг заговорил Мурасаки.
Сигма вздрогнула от его неожиданно громкого и уверенного голоса. Он больше не смотрел в пол.
– Вчера я смутил Сигму своим нарядом, – продолжал Мурасаки все тем же уверенным голосом, – и пообещал ей, что сегодня на нашу встречу приду в приличном виде. Вплоть до трусов.
– То есть, – протяжно произнесла Констанция Мауриция, разворачиваясь к Сигме, – тебя интересуют трусы Мурасаки.
– Вы все неправильно поняли, – неожиданно для себя бодро ответила Сигма. – Я сказала Мурасаки, что он может прийти на встречу с вами хоть в одних трусах. Меня это не касается.
– Что ж, я очень рада, что ты, Мурасаки, все-таки не воспользовался идеей, которую тебе подала Сигма. А ты, Сигма, впредь будь осторожнее в высказываниях в адрес Мурасаки. Он может буквально последовать самым неожиданным советам, которые ему дают. Видимо, он считает, что это смешно, – Констанция подняла руку, останавливая Мурасаки, уже открывшего рот. – Так вот, Мурасаки, это смешно только для тебя, а для всех остальных это в лучшем случае неловко. А теперь, когда мы наконец обсудили трусы Мурасаки, давайте перейдем к тому, зачем я вас вызвала, – она кивнула на стулья перед столом. – Можете сесть.
Не дожидаясь их реакции Констанция заняла свое место. Сигма села напротив, стараясь отодвинуть стул как можно дальше от Мурасаки. Он смотрел на Констанцию с вызовом, но Сигма сильно подозревала, что Констанция, при желании, может снова заставить его краснеть и смотреть в пол.
– Итак, чем вы занимались эти три дня? Судя по моим отчетам, Сигма прошла тестирование, составила примерный план работ и начала заполнять пробелы в своих знаниях. Большую часть продуктивного времени ты посвящала именно изучению математики. Это в целом близко к тому заданию, которое ты получила.
Близко? Сигма сглотнула. Что значит близко? Разве не это было ее заданием?
– Что касается Мурасаки, то с тобой дела обстоят намного хуже. Сколько времени ты посвятил своей задаче?
Мурасаки молчал.
– Не знаешь? Я тебе скажу. Примерно час. Час за три дня. Как ты собираешься сдавать практику коммуникаций при таком подходе?
Мурасаки молчал.
– Если ты думаешь, что нашел очень остроумный выход решить стоящую перед тобой задачу тем, что просто сведешь к минимуму коммуникации со своим партнером, то ты глубоко ошибаешься. Это будет незачет без права пересдачи. И мое доброе отношение к тебе не сможет тебя спасти.
Сигма снова покосилась на Мурасаки. Доброе отношение? Значит, ей не показалось, что между ними чуть более теплые отношения, чем между куратором и студентом? Но если Кошмариция называет такое отношение добрым, то что тогда злое?
– Мурасаки, рассказывай, – сказала Констанция Мауриция. – Я тебя слушаю. Как ты собираешься выполнять свое задание? Как ты собираешься помогать Сигме в изучении математики, если ты днями и ночами болтаешься в городе или спишь как убитый, потому что то, чем ты занимаешься, отнимает у тебя все силы? Я тебя слушаю.
– Я думал ограничиться общим руководством, – сказал Мурасаки. – Дал Сигме несколько важных стратегических советов по подготовке.
Констанция посмотрела на Сигму.
– Он в самом деле дал тебе важные советы по стратегии изучения математики? – в голосе куратора звучала неприкрытая ирония.
– В самом деле, – серьезно ответила Сигма. – Я собиралась подтянуть нулевые задачи, Мурасаки объяснил, что при моих результатах выгоднее сделать упор на рациональных решениях уже решенных. Это принесет больше баллов.
– Разумно, – согласилась Констанция. – Но непохоже, чтобы этот совет занял много времени. Остальные, я думаю, были примерно такими же. Да, Мурасаки?
– Да, – согласился он.
– Нет, – сказала Констанция, – это плохая идея. Нет, Сигма, не дергайся. Совет Мурасаки тебе дал хороший. Но этого недостаточно, Мурасаки. Ты должен следить за прогрессом Сигмы и, если его не будет, понять причины. Устранить их. Отвечать на все вопросы. Объяснять все непонятное. Сделать так, чтобы математика для Сигмы из набора абстрактных правил превратилась в рабочий инструмент, которым можно воспользоваться в любой момент. Ты понял меня?
Сигма обернулась к Мурасаки. Он смотрел на нее оценивающим взглядом. Сигма вымученно улыбнулась. Требования Констанции выглядели невыполнимыми. И непонятными. Что значит – рабочий инструмент? Она что, должна в уме интегралы брать? Зачем?
– Я понял, Констанция Мауриция, – подчеркнуто вежливо сказал Мурасаки. – Я приложу все силы, чтобы выполнить свою задачу, – он сделал небольшую паузу и добавил своим обычным голосом самовлюбленного придурка, – я только не понимаю, почему я должен делать то, с чем целый год не смогли справиться преподаватели Академии. Я должен исправлять их ошибки?