Академия Высших: студенты

Трапная Марта

Как сказала Констанция: теперь из-за купания в фонтане не узнать, вырабатывал ли Ипс свои феромоны или воспользовался готовыми. Лучше было бы притащить Ипса к Констанции, но ведь Ипс и так шел к ней. Еще одна глупая выходка, которая в тот момент казалась очень удачной. Смыть феромоны! Зачем? Это ведь фактическое доказательство того, что Ипс не в порядке. Хотел проверить, феромоны ли это? Вот и проверил, умник.

Мурасаки вытирал пол и вспоминал вечер и утро минуту за минутой. Ипс не понравился ему. И дело не только в том, что он сидел у Сигмы. В чем была эта неправильность? Если отбросить феромоны, потому что на него-то они никак не могли подействовать, он же не девочка? Мурасаки зажмурился и представил, как входит в коттедж Сигмы. Вот он слышит голос, поворачивает голову и... Нет, шаг назад. Голос. До того, как Ипс заговорил, Мурасаки не ощущал его присутствия. Так не бывает.

Можно не понять, сколько точно человек в помещении, когда их больше пяти. Но вот стоит Сигма, вот он слышит ее возмущенный голос – и больше ничего. А потом вдруг это: «Привет». Будто Ипса включили и он появился. И почти сразу появился этот отвратительный запах.

Мурасаки и не заметил, как пол был вымыт в трех водах, тряпкой и щеткой. Теперь с него можно было бы есть, как с тарелки. Одежда тоже была разложена по полкам, повешена в шкаф или брошена в корзину для прачечной. Да и весь его коттедж – студия, разделенная перегородками на зону кухни, кабинета и спальни оказался хоть сейчас на иллюстрацию студенческой жизни в Академии. «Каждый студент получает индивидуальный коттедж для проживания со всеми удобствами». В удобства входили даже несколько пледов, а вот подушка была всего одна. И она сейчас находилась у Сигмы.

Мурасаки вздохнул. Ты настолько глуп и недальновиден, Мурасаки, что разбрасываешься не только девушками, которых много, но и подушкой, которая одна. Мурасаки упал на кровать, положив под голову свернутый плед. Делать было нечего – оставалось только думать.

Первый портал он увидел еще до Академии. Дома. Беда была в том, что портал уничтожил его дом. Не дом, как здание. Не дом как понятие. Дом как мир. Сам Мурасаки уцелел только потому, что в нем проснулся деструктор. Он выпустил всю чудовищную силу, которая волной поднялась в нем, хотя он до сих пор не понимал, как это сделал. Все механизмы и технологии, которым его учили в Академии, и близко не были похожи на то чувство. Отчаяние, перемешанное с яростью, вырывающееся в крике. Ослепляющее. Оглушающее. Он видел тот туннель – черную воронку, возникшую на месте солнца. Она была не пугающей, а невероятно притягательной. Он стоял и смотрел, а она приближалась. Не было ни грохота, ни свиста, ничего. Абсолютная тишина. И в этой мертвой тишине размывались и плыли контуры всего вокруг: сначала домов и деревьев, потом, когда их не стало, горизонта и неба. И когда Мурасаки понял, что он не спит, что ему не кажется, что это все происходит на самом деле – что все действительно исчезло – он закричал. И услышал свой голос.

А потом воронка пропала. А он остался. И несколько часов сидел и рыдал, не в силах остановиться, осмотреться, подумать. Только слезы. Он и не знал, что в нем столько слез. А когда они закончились, вокруг была сухая потрескавшаяся коричневая земля. Не планета. Просто висящая в пустоте скала. Когда воронка исчезла, было не так. Он видел еще горизонт. И звезды на небе. А потом они пропали. То есть, на самом деле, его мир уничтожили двое: тот самый портал и он, Мурасаки. И эта мысль была невыносимой. А потом буквально из ниоткуда появился декан. Просто появился перед ним и все. Мурасаки решил, что сошел с ума. Но человек в черном костюме – Мурасаки еще не знал, что он декан, – просто взял его за руку и сказал.

– Ты не сошел с ума. Я не галлюцинация. А теперь пошли отсюда, этот мир вот-вот схлопнется. Его уже не спасти.

Мурасаки сделал за ним шаг в пустоту и оказался здесь. Не в Академии. А у ворот студгородка.

Он снова вспомнил свои чувства. Каким нереальным казалось все это: твердая земля под ногами, ворота студгородка (он подошел и потрогал кирпичную кладку – она была теплой, нагретой за день), ветер с незнакомыми запахами и звуки, много звуков. Он думал, что он уснул, а проснется – и снова увидит ничего. Но нет.

Декан отвел его к Беате, она объяснила ему все правила, сделала документы, позвонила коменданту студгородка и провела экскурсию по Академии, а реальность вокруг оставалась прочной. И Мурасаки в итоге перестал поглядывать вверх, искать глазами портал, перестал трогать стены и двери, и даже смог уснуть после ужина в своем новом доме.

Правда, Мурасаки проснулся в середине ночи, вышел из своего коттеджа, даже не подумав запомнить, где тот находится, и пошел по улице, будто знал, куда идти. И когда увидел перед собой стену, ничуть не удивился, взобрался на нее, лег на спину и стал смотреть на звезды. Ни одного знакомого созвездия. Ни одного. Как ни пытался мозг достроить знакомые фигуры, переворачивая их под разными углами или даже отражая зеркально – все равно ничего не совпадало. Да и сам свет от звезд был другим. Чуть более неоновым, чуть

более цветным. Дома, у себя дома, Мурасаки привык просто к точкам света. Некоторые из них были чуть более яркими и холодными. Ни красноватых, ни синих, ни желтых, как здесь. И вот тогда Мурасаки и понял, что он не просто на другой планете. В другом мире. Может быть, даже в другой реальности. И что его реальности больше нет. Эта мысль еще возвращалась к нему несколько раз и каждый раз он встречал ее все спокойнее и спокойнее, пока она не превратилась просто в еще один факт, с которым ничего нельзя поделать – сухой безэмоциональный факт. А в ту ночь он снова плакал, но уже без голоса, слезы просто стекали почему-то в уши, и их приходилось вытряхивать, и это было еще обиднее. Как будто мало ему всего, что случилось за последние сутки! Он успокоился, понял, что замерз и решил, что пора возвращаться. Спрыгнул со стены, постоял несколько секунд и уверенно направился к тому коттеджу, который выделили ему. И не ошибся, не засомневался, хотя вход в него выглядел совершенно так же, как у соседних домов. Он похлопал его по двери, как старого знакомого и сказал «привет, я вернулся».

А что было потом? Когда был второй портал? Мурасаки задумался. Второго портала он испугался больше, намного больше. Хотя он был меньше, безобиднее, и висел не в небе, а просто в нескольких метрах от них. Они устроили пикник по случаю окончания первого курса, перед началом сессии. На площадке для пикников в Историческом парке. Распланировали меню и игры. Позвали Бертрана и Беату, вот же были молодые и наглые. А с Беатой пришла Констанция.

– Констанция заберет часть деструкторов вашего курса на кураторство в следующем году, – сказала Беата, – хочет познакомиться поближе, присмотреться, с кем из вас она сможет сработаться.

Констанция, впрочем, вела себя тихо и спокойно, почти не говорила, не отпускала убийственных замечаний и даже не позволила себе ни одного презрительного взгляда. Он тогда думал, что у них роман с Бертраном, потому что Бертран держался с ней рядом, следил, чтобы в ее стакане был напиток, а вокруг – не висело неловкое молчание. Да, Констанция тогда отлично изображала нормального человека! И ведь они все поверили.

Мурасаки помнил каждую мелочь того дня. Вот ему показалось, что его кто-то зовет, и он обернулся, но ничего не услышал. Вот он встал из-за стола, все еще с яблоком в руке, сделал несколько шагов в сторону и замер. Над лужайкой раскрывалось, как бутон цветка в ускоренной съемке, черное окно портала. В одно мгновенье Мурасаки весь промок от пота, он помнил даже, как соленая капля скатилась по кончику носа, по губам и капнула на яблоко. В этот черный туннель снова утекали все звуки, как будто он глох – голоса становились тише, невнятнее, пока не слились в один звук, похожий на свист камня в воздухе. И Мурасаки пошел вперед, за этим стихающим свистом, потому что туннель звал и тянул, как притягивает пропасть или глубина. В животе, где-то пониже сердца все замерло, как перед прыжком. И в этот момент его кто-то крепко схватил за локоть, вырвал из его руки яблоко и швырнул в черноту портала. И тот схлопнулся. Мгновенно. Мурасаки еще не понял, что произошло, только тряс головой от звуков, которые нахлынули на него все сразу, а Констанция уже тащила его прочь с поляны, к огромному старому дереву, обнесенному цепью.

– Ударь, – сказала Констанция голосом, который не подразумевал возражений. – Быстро!

Мурасаки посмотрел на нее и увидел настоящую Констанцию – ту самую, которую они потом назовут Кошмарицией.

– Кого ударить? – растерянно спросил он.

Она с досадой поморщилась.

– Сожми руку в кулак и ударь по стволу. Давай! Со всей силы.

Мурасаки послушался, хотя сам не понимал, почему. Он ощущал себя словно в бреду или в тумане. Мурасаки замахнулся и ударил. Боль отозвалась во всей руке, до самого плеча. Костяшки пальцев горели, и на них выступила кровь. Зато внезапно ушел туман. Сознание снова стало ясным. И в этой кристально чистой ясности он видел в стволе обугленную выемку размером с два футбольных мяча. Ровно в том месте, куда он только что ударил кулаком.

– Дерево, – сказал Мурасаки, – оно ведь выживет?

Констанция посмотрела на него как на идиота и пожала плечами.

– Понятия не имею. Это совершенно неважно. А теперь, пока нас никто не слышит, скажи мне, как ты увидел портал.

Мурасаки пожал плечами.

– Глазами. Повернул голову и увидел.

– Как ты понял, где он откроется? Почему ты пошел к нему?

– Я услышал, что меня кто-то зовет и пошел посмотреть.

Констанция качнула головой.

– Ты вскочил, будто тебя укусили в задницу. Это не называется «пошел посмотреть». Как тебя звали? По имени?