Акамедия (сборник)

Саркисов Александр

Петрович лично промерил со шлюпки безопасный проход для БГК.

В конце концов после долгих мучений утопленник плотно сидел на мели, а БГК стоял рядом на якоре.

Нервно затягиваясь сигаретным дымом, Ильдар Тараканов жалился Петровичу:

– Ни хрена себе на подмену сходил.

Утром подошло гидрографическое судно с начальником экспедиции на борту. Осмотрев МГК-666, приняли решение буксировать его на остров Нокру для ремонта.

Нужно было поторапливаться, ветер усиливался, появились барашки. Под борта катера завели большие пневмокранцы,

которые удерживали его на плаву, и в таком виде отбуксировали на Нокру. Там подсобили морпехи, танком вытащили катер на берег.

Геройские действия гидрографов не остались без внимания, наказаны были все.

Додик и Зина

Заканчивался четвертый месяц экспедиционного похода, время нахождения в Красном море перевалило далеко за экватор, и теперь считались дни до возвращения домой. Почему-то, когда хочется ускорить время, оно начинает течь медленней. Накопившаяся усталость давала о себе знать, не помогали даже разгрузочные дни. Опытный командир ситуацию чуял и устраивал их теперь каждую неделю. Но даже купание, рыбалка, сбор ракушек и кораллов стали делом обыденным, чтоб встряхнуть экипаж, требовалась новая сильная эмоция.

Боцманята по случаю за два куска хозяйственного мыла выменяли у местных контрабандистов обезьяну. Можно сказать, высвободили из плена, бедная макака была у тех навроде цепной собаки – охраняла товар. Выглядела она ужасно – кровоточащая борозда на шее от веревки, жалкий затравленный взгляд, торчащие ребра и облезлый хвост.

Обезьяну посадили на палубу, вокруг собралась толпа, бедняга, не видевшая от людей ничего хорошего, затравленно озиралась и скалилась. Особый интерес проявил Додик, выросший за это время в крепкого шустрого кобелька, он вытягивал морду и осторожно вдыхал незнакомый запах. Кто-то внес предложение:

– Надо бы кличку ей дать, а то не по-людски как-то.

И это было правильно, обезьяна без клички – все равно что матрос без боевого номера. Электромеханик Мосеев, выпятив пивной животик, уверенно произнес:

– Зина!

– А почему именно Зина?

– Тещу мою так зовут.

Тут не на шутку возмутился кок:

– Моя теща что, хуже?! Давайте назовем в честь моей! А главное, гляньте – скалится, зараза, так же!

Назревал нешуточный конфликт, зам прекрасно понимал, что претензии к тещам есть у многих, и решил загасить его в зародыше.

– А ну прекратить! Сказано Зина, значит, Зина!

Подумав, все согласились, во-первых, из уважения к мосеевскому горю, а во-вторых, потому что иначе это и не назовешь.

Мосеев выглядел именинником.

Зам внимательно разглядывал трясущееся доходяжное тельце.

– Это что же получается, товарищи? Это же представитель беднейших слоев населения, и мы, как коммунисты, должны оказать эту, как ее, помощь.

Мосеев ехидно уточнил:

– Братскую?

Зам пропустил это мимо ушей.

– К докторше отнесите ее, пустобрехи, вишь, вшивая вся.

Докторша была немолода,

но и до климакса еще не дослужилась, находилась она в том возрасте, который принято именовать бальзаковским. Как известно, женщину трудно вогнать в эту пору, а выгнать оттуда просто невозможно, так вот она в этом самом возрасте последние лет десять и находилась.

С личной жизнью были проблемы, и она пошла врачевать на гидрографическое судно, понимая, что то, что на берегу третий сорт, то в море лакшери.

Каждый раз, уходя в экспедиционный поход, она присматривала себе жертву из командного состава и уже через неделю жила почти семейной жизнью, благо помещения амбулатории позволяли.

За Зину она взялась с энтузиазмом, пичкала таблетками и витаминами, а рану на шее жирно мазала каким-то бальзамом. Вообще она животных любила, исключением был только Додик, но это уже было личное. Не могла она поделить с ним второго механика, с которым строила временную семейно-судовую жизнь.

Дело в том, что Додик возмужал и не знал, куда приткнуть свое хозяйство. Сук в прямом и переносном смысле по понятным причинам на судне не было, и он присмотрел себе правую ногу второго механика.

Додик подкарауливал его на юте и, обхватив лапами правую ногу, совершал развратно-поступательные движения. Природа пустоты не терпит.

Докторша по-бабски его ревновала и по этой причине кобелька недолюбливала.

Лекарства, почти материнская забота и всеобщая любовь делали свое дело. Зина расцвела и похорошела. Рана на шее зарубцевалась, оскал стал больше похож на улыбку, а задница налилась и стала похожа на перезревший помидор сорта бычье сердце.

Территорию она изучала осторожно, ненадолго спрыгивая с рук докторши и обратно туда забираясь. Свободно и безбоязненно Зина чувствовала себя только на юте. Любила запрыгнуть на шпиль и наблюдать за происходящим вокруг.

Додик поглядывал на нее с интересом и недоверием и близко не подходил.

Кузьминична переживала, раньше все внимание было Додику, а теперь все крутятся вокруг этой бесстыжей Зинки. Кузьминична энергично провернула чумичку в лагуне с борщом и зацепила здоровенного мосла с брендюхами и разваренным мясом. Поправив поварской колпак, она вышла из камбуза на шкафут.

– Додик, Додик!

Тот не заставил себя ждать, подбежал, радостно помахивая хвостом, и уткнулся мордой Кузьминичне в коленки. Она бухнула мосол в собачью миску.

– Ешь, родненький, а вам всем вот!

Кузьминична энергично выставила перед собой дулю, видимо, имея в виду всех переметнувшихся к Зине.

Докторша с обезьяной на руках совершала променад по шлюпочной палубе. К ней подошел зам и попытался завести разговор:

– Так это, надо бы ей фруктов побольше, что ли.

Докторша на него и не взглянула.

– Сами разберемся.

Отношения у них были непростые, они все время выясняли, кто из них на судне нужнее. Дебаты, как правило, заканчивались с переменным успехом и всегда с переходом на личности.