Акценты и нюансы
Шрифт:
Как утомительны в России вечера, но за границей, веришь ли, не меньше: зима у нас не менее хвора, и тот же перезрелый хищный мрак целует в губы одиноких женщин.
На улицах убитых фонарей у времени особые законы – оно с минутой каждой всё длинней, а в темноте запущенных аллей живут коты, маньяки и драконы. Но это, впрочем, друг мой, ерунда – вполне себе привычная картина в стране, где всем хватает
Я, собственно, хотела о другом, но вынесло куда-то между делом…
Мне снилось море, белотелый дом, и в жимолости свитое дроздом гнездо, и, в ожидании несмелом, рассвет, застывший на короткий миг в той пресловутой точке невозврата, и целый мир, исполненный двоих, и с ними Бог – един, но многолик, витающий кофейным ароматом.
К чему бы это? Кто бы объяснил, в чём сила снов о мире иллюзорном?
… В подъезде – новость: ломаный курсив, о "мене, мене, текел, упарсин"* гласящий откровенно беспризорно.
Спроси, в чём смысл? А смысла нет ни в чём, но если веришь, то дойдёшь до сути. И в небо не стремясь за журавлём, я всё иду, но, кажется, путём, и, значит, встреча непременно будет.
_____________________________________________
* – не вдаваясь в смысл библейской притчи, использую в буквальном переводе "посчитано, взвешено, поделено"
Ну что тебе сказать?
Ну что тебе сказать? В такой весне все грёзы удавились на сосне – представь себе, что им одной хватило, но в свете восходящего светила грустить об этом не пристало мне.
Известно – гормональная печаль… На этот случай принято – печалька. Печальки мне нисколечко не жаль, да и печали, в общем-то, не жалко.
Курю бамбук. Рифмачу ни о чём, поскольку глубиной людей достала. Хихикает ехидна за плечом – за левым, знамо. С правого устало доносится неверный шепоток: "Овца, овца… На что ты тратишь искру?"
Молчу. Пишу. Но вот лже-паркер, пискнув, не доведя летящий завиток, царапает "последнее прости" под тихое шипенье инвектив.
Тому и быть, чего не миновать. И что ещё сказать, когда устали мы оба, верно? Роли в пасторали, понятно, синекура, благодать – но до поры. Потом приходит скука – житейской мудростью пресыщенная сука и воет пошлое сквозь вязкую тоску.
Четвёртый кофе, горечью цикут исполненный, парит в рассветный час. Откинул тени долговязый вяз, и гладит ветер лаковые почки.
Весна, весна…
Возможно, и для нас…
"Не зарекайся"?
Да.
Целую.
Точка.
И утром расцветёт сирень
Да
И как ты будущим ни грезь, как ни болей пустым грядущим, не эфемерно только "днесь". Мне не гадается на гуще кофейно-пряного "а вдруг" – изжога от…
Опустим, впрочем.
Бесстрастно катит время-жук свой шарик-Солнце, и пристрочен закатный край ажурным швом к текущему, как шёлк, моменту, и суть в мгновении самом, мне в долг отпущенном зачем-то…
Вновь полночь входит в город мой сторожким зверем демиурга, и укрывает город тьмой ершалаимских переулков неделю зревшая гроза, ветхозаветная до дрожи, а молнии тугой зигзаг мой страх языческий итожит. Стена бушующей воды и мир людей – глухой, нелепый, но преисполненный тщеты.
… В просветах туч темнеет небо, и плещет звёздная форель.
От ливня расцветёт сирень, и скарабей прикатит Солнце, начнётся новый божий день, и всё живущее начнётся.
И мир откроется тебе
Прошло, прошло, прошло и это – библейский мирный царь не врал – и увлечение брюнетом, и завихрения сюжета, и все вопросы без ответа, и близость судьбоносных жвал, давно желающих отведать, насколько крепок твой хитин.
Сосед за столиком напротив дымит крепчайшей сигаретой, и мир чужих, враждебных спин туманится, плывёт, отходит опять к задворкам бытия. Кривит соседка сочный ротик, но, слыша "лапочка моя…", с готовностью в ответ смеётся, и продолжается игра – с ленцой, бездумно, самотёком.
В окне крупицы серебра летят из тёмного далёка – зима, как никогда, щедра на запоздалые осадки. Кофейный бог, густой и сладкий, глотком последним нежит нёбо, вот-вот, и выходить пора туда, в объятия озноба, но я держу, держу момент, как держат паузу актёры, а вечер, прикорнув у шторы, глумливо шепчет: "Веры нет… Весь мир – театр, игра бездарна". Киваю: "Да". Коньяк янтарный преобразил бы интерьер, но, избегая полумер, предпочитаю в чёрно-белом. Ночь набирает децибелы и намекает на абсент. Спасибо, нет.
Бежать отсюда, где люди покупают чудо в бутылках тёмного стекла, на улицу, под фонари, живущие неярким светом, которым познаётся мгла. Нарушив прагматизма вето, бежать туда, навстречу лету, в свой личный маленький Тибет.
Но, между тем… Пройдёт и это, и мир откроется тебе…
____________________________
Справочно:
al niente – буквально «до ничего», до тишины
calando – «понижаясь»; замедляясь и снижая громкость.
crescendo – усиливая