Акционерное общество женщин
Шрифт:
На пике одного из таких приступов Влад затащил Катьку после работы в ресторан. Сидя на диванчике на открытой террасе, Влад рассказывал, как ему стыдно перед женой, которую он, тем не менее, никогда не бросит, горевал о том, как иссохлась и исстрадалась дульцинея.
Катька слушала вполуха, говорила, что Влад себя изводит зря, никаких особых мучений он дульцинее не приносит, наоборот, вот уже который год дарит ей любовь. Влад потихоньку напивался, винился все больше, но был благодарен Катьке, которая слушает его, уверяя, что и вины-то никакой нет.
Катька давно отпустила
В итоге она оказались на даче у Влада и поняла, что придется делом подкрепить слова о том, какой Влад добрый и хороший. «Вообще-то Кыса могла бы и сама заняться Владом», – думала Катька, когда Влад, проснувшись внизу на диване, где его сморил пьяный сон, пришел в ее комнату в мансарде и полез к ней под одеяло.
Неутомимость Влада была неистовой, но достичь высшей точки ему мешал потребленный алкоголь, и Катька, считавшая, что в природе нет существа ненасытнее Клауса, узнала в ту ночь немало нового. Самое ужасное было в том, что в перерывах между подходами к снаряду Влад даже не дремал, а продолжал бубнить, какой он мудак, который только делает всех женщин несчастными.
Под утро Катьку уже подмывало согласиться с этим и послать Влада на…, чтобы хоть час поспать спокойно. Но понимала, что поспать Влад ей все равно не даст, а будет умолять сказать ему, каким именно образом он может осчастливить не женщин вообще, а конкретную Катьку в этот конкретный предрассветный миг. Осчастливить же ее он мог бы только если бы оставил ее в покое, чего сделать он не мог. Может, и не так уж он неправ, говоря, что делает несчастными всех женщин?
Юлия Полешек тем временем обеспечивала развитие новых филиалов – в Нижнем Новгороде, Казани и в дальнем Подмосковье – Звенигороде, Суздале и Ростове Великом. В окрестностях Звенигорода было огромное количество дач верхнего среднего класса, и Вера Александровна Кутыкина помогла наладить в одной из деревень производство лекарственных трав для дачников.
В Суздале Ирина Степанова по старой памяти уговорила руководство отеля «Покровская слобода» открыть в СПА-центре мини-отделение общества, а Кутыкина объединила местных индивидуальных производителей сувениров, варенья, медовухи и прочей сбывавшейся туристам ерунды в одно крупное предприятие. Через местные структуры пробиваться было непросто, и Полина умолила Шурика отрядить им в помощь незаменимого Васю, того самого, который на Канарах разбил стол лобстером. Он и сам был чем-то похож на лобстера: крупный, гладкий и красный.
Вася был откомандирован в распоряжение Юлии и крышевал площадки Суздаля, Звенигорода и особенно Ростова, попутно решая там и собственные вопросы. Васю стали иногда приглашать к Полине на дачу на воскресные посиделки. От них Вася тащился, настолько обожал он любую свою причастность ко всему, чего у других нет. Он млел, когда к нему подсаживалась Алена, которая казалась ему звездой Голливуда… Ему нравился Коля Денисов, на непонятном языке вещавший что-то про пипсы, индексы и контанго, Влад Кумановский,
Вася одуревал от прохаживавшихся вокруг него акционерок, которые по его понятиям были старые перечницы, как его родная жена Валя, но как, бл…дь, выглядели! Вася мечтал… Ему было ясно, что Алена занята, а Катька занята чем-то непонятным, но он вязался и к ним, и к Степановой, все подбивая пойти по грибы и хохоча при этом… Вася одуревал от нового мира, в который он вроде теперь был вхож, но не вполне, а так, сбоку припеку. Ему надо было с этим что-то делать.
В одно из воскресений Вася не явился на посиделки из-за собственных дел, а тут-то Полешек, вынь да положь, потребовались от него какие-то документы, и она решила смотаться за ними к Васе на дачу.
Девушки ждали ее к столу и совершенно заждались, пока наконец через два часа Юля не вернулась, раскрасневшаяся и растрепанная. Скинув плащ, она заявила, что прежде всего Шурик должен ей налить. Махнув один за другим два шота виски и выкурив сигарету, сказала, что и правда, пора за стол. Как только после обеда подруги выпроводили мужиков на террасу, они набросились на Юлю с вопросом: «Ну что?»
– Что-что, трахнуть хотел, что еще…
– А что, Вали не было? И внуки у них обычно по выходным.
– Все было. И Валя, и внучка Машка, полтора года. Валя сидит с ней, квохчет от счастья. Она меня все за стол приглашала, но я ей говорю: «Я на минутку, только бумаги забрать, меня там свои ждут». Она мне: «Тогда я пойду Машку купать», – и ушла, а Вася меня вниз, в свой кабинет, который в подвале, повел.
– Ура-а! – завопила Полина. – Наконец-то настоящий подвал.
– В следующий раз сама к нему поедешь, она «ура» тут, понимаешь, кричит, – мрачно сказала Полешек.
– Девушки, не отвлекайтесь, – взмолилась Кыса. – Ну, повел в подвал, и?..
– Не успели до кабинета дойти, он меня вталкивает в боковую комнату, где мастерская – верстак и все прочее, – и начинает с меня джемпер сдирать, а сам, сволочь, приговаривает: «Ну что за умница, что за прелесть, Юлечка, настоящая женщина, все в джинсах ходят, а Юлечка – красавица моя, в юбке, ах лапочка ты моя…» Прямо на верстаке хотел меня трахнуть. Кругом грязь, инструменты валяются, а он мне под юбку лапами лезет и приговаривает: «А вот у меня долото тут под рукой, а хочешь, Юлечка, долотом, а тут еще и шило…» Ой, девочки, я не могу дальше, порнуха… Действительно лобстер, морское ракообразное с клешнями.
– Да ладно, ты ж терминатор, – сказала Алена. – Врезала бы ему по сусалам.
– Так я и врезала. Пнула его ногой, молоток схватила. «Только сунься, сволочь», – говорю.
– Эх, не дошло дело до пыток в подвале. А там даже шило было под рукой, – вздохнула Полина.
– С тобой у меня отдельный разговор будет, – хлопнув еще виски, улыбнулась Полешек. – Но эта сволочь у меня еще попляшет. Будет теперь за каждый шаг, гад, отчитываться. А то все в Ростове и Суздале только собственные терки в кабаках трет.