Актриса
Шрифт:
— На почетное место!
— Только рядом с тобой, — говорю я.
— Конечно, со мной. Кто еще с тобой рядом сядет, дружок!
Мы ржем нашим старым шуткам.
— И напоить! — слышу я грозный рык. Поднимается незамеченный тамада, и я не верю своим глазам. Рослый Шурик, похожий на акробата, с коротко стриженной головой. Он поднимает меня, как пушинку, в воздух и обнимает.
— Алексей! Где ж тебя так долго носило, похудел в пути. — Он на руках переносит меня над головами. Раздаются аплодисменты. Мне уже тепло и весело.
Аввакум усаживается рядом. Шурик меняется местами с его женой и садится с другой руки.
— Дайте рог, — требует он, и его пожелание мгновенно исполняется.
— Ты боишься, что тебе водки не хватит?
— Очень! — Аввакум передергивает судорожно плечами.
Раздается смех. Я иду к пакету и приношу две литровые бутылки «Смирновской» на стол.
— Так ты бы и пил свое дерьмо, а то нашу, отечественную, переводишь.
Раздаются аплодисменты. Я возвращаюсь на свое место. Наклоняюсь к нему и шепчу:
— Аввакум, заморозь только, если хочешь, чтобы я пил. Не могу — теплую.
— Уже договорились. — Он отсылает кого-то. Передо мной держится налитый рог, стоя в воздухе. «Неужели сам?» — удивляюсь я. Потом вижу Шурика-молотобойца руку. Ну, думаю, понеслись залетные. И встаю.
— Тихо, иностранцу слово! — объявляет Аввакум. Я поднимаю руку. Рог продолжают удерживать.
— Попробую вспомнить все, что касается женщин. И собрать в тост:
— Женщина — седьмое чудо света на земле.
— Ты женщина и этим ты права.
— Самое интересное в женщине — ее слабости.
— Кто женщину познает — тот станет Богом.
— Женщина — вторая ошибка Господа Бога на земле. (А какая же первая?)
— Вуали женских намеков.
— Вуали намеков женщины…
— Женщину такой создала природа. Чтобы выживать, ей нужно пить кровь. К природе все претензии.
— Кто смог без женщины — тот станет Гоголем!
— Избалованные принцессы, у которых есть свои дровосеки.
— «Состоялся суд над Джумангалиевым который съел не менее семи женщин».
Раздались раскаты смеха.
— Женщин необходимо целовать, ласкать и…
— Женщина второй красоты.
— Гейши — это женщины, которых с 12 лет уже обучают, как удовлетворять мужчину. Не поздно ли?
— Женщина:
«И тоненький бисквит ломает Тончайших пальцев белизна».— Как сладки они, некоторые из них, — женщины.
Я оглядел стол и почувствовал себя как над амфитеатром. В ложе императора. Вокруг сидели — патриции.
— К чему я это? Просто хочу выпить за прекрасную даму, жену моего друга, носящую римское имя Юлия. Я завидую ей. Ей повезло, она встретила моего друга. Итак, за женщин и за женщину! — Я наклонился и, коснувшись,
— К барьеру, господа! — Все подняли свои бокалы.
— До дна! — прогремел голос грозный тамады. После второго рога я опустился на стол. Простите, стул…
— Алеша, ты что, сегодня уезжаешь? — спросил с тревогой Аввакум.
— Почему? — спросил я.
— Понесся, как экспресс, — засмеялся он. И дал мне «пять», чтобы я хлопнул. Я попал.
— Алексей, что вам положить? — спросила хозяйка мило. — А то эти алкоголики только о питье думают.
— Что-нибудь, — сказал я и почувствовал, как накрыло второй и третьей волной. Сразу.
— Положи ему все, что с рыбой. Я знаю, он любит, — сказал мой друг.
На мою тарелку опустились с разных сторон: севрюга, осетрина, семга. Это я еще различил. Потом я пил, ел, говорил, отвечал на вопросы — и ничего не различал.
Но я помнил о главном. Перед сменой горячего, на кухне, я застаю и мужа и жену. И вручаю им американские подарки, а также — отсутствующей дочери. Они благодарят меня. Прохладно.
— Когда я уже увижу вашу дочь? Куда вы ее спрятали?
— Она на море, будет там до конца лета.
— Аввакум, относи все на стол, готово!
Он берет и несет. Я не верю, что это мой друг и что он может носить блюда и тарелки.
Меня сопровождают на мое место, так как я слегка качаюсь. Он садится рядом со мной.
— Я смотрю, ты хорошую школу прошел, — говорю.
— И какую! Укротитель почище тебя!
Почему у меня в руке опять оказывается рог? Впрочем, мне уже хорошо, и я никому и ничему не сопротивляюсь.
— Тост, — говорит тамада, — предоставляется бывшему близкому другу новорожденного, а ныне жителю не Востока и не Запада, господину Сирину. Представителю озверелого в погоне за капиталом Запада.
Я встаю. У меня предупредительно забирают рог из рук, но я что-то расплескиваю.
— Аввакум, я хочу выпить за твой дом…
— Это не мой дом, мой ремонтируется. Эту квартиру я снимаю.
— У богатых — свои привычки! Чтобы тебя всегда окружали такая жена, как Юля, дочь Анна, которую я и не мечтаю увидеть. И все твои близкие друзья, сидящие за этим столом, и те, кто отсутствует. За тебя, мой друг!
— До дна! — командует тамада. Рог выливается мне в горло. Меня шатает, но твердая рука друга удерживает и осторожно опускает, усаживая.
— Что вам положить? — спрашивает Юля.
— Что ты его спрашиваешь, он что, тебе может ответить? — говорит с улыбкой Аввакум.
Я пьяно смеюсь. Но еще держусь в седле. На моей новой тарелке появляется куриная нога, зажаренная с корочкой, и печеные овощи. Зелень, помидор и огурец. Я отрезаю или откусываю, я не понимаю (процесса), куриную ножку, и у меня тает во тру.
— Юля, я такой вкусной курицы в своей жизни никогда не ел. Не знал, что у вас таких классных курочек разводят.