Актриса
Шрифт:
— Таиса, я не могу ждать.
— Да, мой мальчик… да, конечно. — Она взяла меня за руку и отвела в старую темноту комнаты. Я разделся догола. Ей нужно было расшнуровать и скинуть платье. Одетое на голое тело. Да трусики.
Ее грудь касалась моей. Мы опустились на свежепахнувшие простыни. Она не успела даже меня обнять. Я ворвался в нее, а не вошел, засасывая в поцелуй шею и плечи. Сам не знаю, почему я так перевозбудился.
Мой крик, ее стон, «ах», всклик, оргазм. Вспышка!
Она ласкала мое тело руками,
— Едва коснувшись, вы бежите в душ. Я произвожу впечатление…
— Просто привычка, лето, жара… Вы самый чистый мальчик, которого я встречала. — Она целует меня в ключицу. — Даже не думайте другого.
Женщины легко провоцируются, но еще легче — провоцируют.
— Я хочу выкурить сигарету, вы посидите со мной?
Я прохожу через душ и появляюсь в кухне. Она отстраненно курит. Смотрю на плоские швейцарские часы.
— Скоро полночь.
— Совершенно фантастично — что вы сидите здесь, — говорит она сама себе.
— Я хочу выпить, за вас и за вашу роль, которая доставила мне удовольствие.
Она потушила сигарету.
— С радостью.
Она вынимает из холодильника, маленького и странного, недопитую бутылку водки на экспорт.
Он достает из пакета джин и тоник, и даже купленный лед в валютном магазине.
— Какая прелесть! Неужели это мне?! — Ее глаза сияют удивлением и восторгом.
Я киваю.
— И все за одну роль? Так я каждый день буду играть для вас!..
Я смеюсь. Она ставит два высоких стакана на стол.
— Ну и чтобы я совсем себя почувствовала на седьмом небе, вы нальете мне?
Я смешиваю ей джин с тоником и спрашиваю, сколько кусков льда. Но она просит больше тоника.
Берет розы, подрезает им стебли, расправляет и ставит в тонкую вазу. Вазу на стол. На столе стоят сыр, рыба, овощи, фрукты. И кирпичик никогда не виданного мной хлеба. Я беру кирпичик и нюхаю его. В Америке я не ем хлеб, он невкусный. А здесь черный — обожаю. Она разрезает сама, кладет мне кусочек на тарелку, сверху сыр и помидор.
— Какой вы смешали божественный напиток, — говорит Тая и закрывает глаза. Потом открывает: — А себе?
— Я не пью джин. И не пью тоник.
— Опять водку, будете мучаться? — обреченно вздыхает она. — Я поухаживаю за вами.
Дает мне стаканчик и наливает до края.
— За ваш спектакль, Таиса! Вы поразили меня…
— Чтобы вы всегда были таким чутким.
На тост не принято отвечать, но она отвечает. Я выпиваю до дна, хотя никто не сует рог в меня, и сразу тепло разливается внутри. Она пьет не спеша, чуть запрокинув голову. Отрывается и приговаривает:
— Неужели такое сокровище — и все мне!
Я смущаюсь и краснею: что тут такого! И поднимаю руку: чтобы она даже не упоминала.
Она наблюдает,
— Скажите честно, что вы сегодня ели?
— Ничего.
— Я люблю правду, — говорит она и сразу нагружает мне полную тарелку.
— Вы должны все съесть или…
Розы нежно смотрят на нас. Тонкий, тонкий запах. Я пытаюсь защититься и взмахиваю руками. Мизинец цепляет, прокалываясь глубоко шипом на стебле. Я резко дергаю руку, шип остается в мизинце.
Она встает, подходит ко мне, склоняется, рассматривает секунду руку и губами вынимает шип, высасывая кровь. Минуту она держит мизинец во рту. Встает и садится на свое место.
Я протягиваю руку к ней, она раскрывает рот, и я снимаю шипик с мягкого языка.
Я пробую то, что в тарелке:
— Я не предполагал, что вы умеете готовить. Рыбу.
— Это не я, мама с утра занесла. Я редко готовлю.
Я наливаю себе полную стопку.
— Вы кого-нибудь ожидали сегодня в гости? — Я окидываю взглядом стол.
— Я ожидала, что может быть гость.
— Надеюсь, не разочаровал, что я — это не он.
— Вы превзошли все мои ожидания!
Она взяла недопитый стакан с джином. (Было непонятно, шутит она или нет.)
— Алеша, я хочу выпить, чтобы вам больше никто не доставлял огорчений. Даже красивые розы… Своими шипами.
Я выпил уже потеплевшую водку. Тая не остановилась, пока не допила до дна. Только льдышки позвякивали. И убрала водку в холодильник.
— Я правильно сделала?..
Я улыбнулся, вглядываясь в ее глаза.
— А вы смешаете мне еще один волшебный напиток? Такой же.
Я смешал, доверху налив тоника.
— Благодарю вас.
Она села, и мы чокнулись, она начала пить с видимым наслаждением. Я слегка отпил, проглотил и сказал:
— Я думаю, нам пора выпить на брудершафт.
— Ну что вы, по-моему, еще рано, — улыбнулась она.
Я не знаю, подействовал ли на нее джин, но она спросила:
— Вам ничего не хочется: может, перейти, пересесть, перелечь или что-нибудь другое? Я в вашем распоряжении… — Она многозначительно замолкла.
Я взглянул на левую руку: часы показывали час.
Ах, как это было сказано! Но интересно, что вела себя она просто и абсолютно не играла.
— Я не знал, что звезда моя так высоко поднялась.
— Вы даже не представляете как. Розы делают удивительные вещи с женщиной.
— Только розы?..
Она взяла меня за руку, посмотрела на пятый палец и повела медленно за собой. Я был в рубашке, без пиджака. В окно глядел корявый месяц (а может ли месяц быть в июне?), который скупо освещал комнату. Можно сказать: как-то освещал комнату. Но от перестановки мест слагаемых — результат не менялся. Я шел за ней. Она вела меня за собой…