Актриса

Минчин Александр

— Меня волнуют ваши проблемы, как и вы сами, просто это не так просто: взять и найти американца, который женился бы на женщине, которую он никогда не видел, с дочкой.

— А то я не знаю, как у вас в Америке. На таких крокодилах женятся.

— Да, но они идут в зоопарк и видят этих «животных» сначала.

— В общем, подумай, как и чем ты можешь мне помочь.

— Хорошо, — согласился я.

— Информация к размышлению. Пока тебя не было, я создал свое собственное издательство «Империя-Америка». «Отечественная литература» горит

ясным пламенем, фондов никаких, все издательские планы застопорены, поэтому я перевожу все лучшие книги и права на них в свое издательство, в котором у меня есть партнер Левин, соиздатель. Рукописи, естественно, отбираю я, он занимается денежной стороной. Уже выпустил пять книг под этой издательской маркой. Уверен, тебе будет приятно узнать, что «Факультет» — одна из первых, которую я забрал из «От. лита». В наше коммерческое издательство.

Я не был уверен.

— Кстати, в один заход с тобой буду печатать книгу такой немалоизвестной девушки у вас по имени Мадонна.

— Вы получили права?!

— Конечно, через Англию. Иначе как бы я печатал. Значит, так, Левин тебе сейчас расскажет, какие существуют препятствия с типографией, и посоветует, как их можно уладить.

Это мне напомнило шутку Максима: «Стой так, упрись, я все улажу!..» Глагол упрись мягко снимал «раковость» ситуации. Мне надо было упереться…

В дверь раздался звонок. Те же, явление второе, входит Левин. Местечковый купчик, который бегло ощупывает меня с ног до головы и жмет своей потливой ладонью руку.

— Это мой партнер и соиздатель, а это — Алексей Сирин, писатель.

Левин берет сразу быка за рога:

— Книга мне ваша, скажу честно, не понравилась. Сегодня ее никто не купит, и она не принесет никакой прибыли.

— Скажите, а вы много читали? Книг?

— Этим занимаюсь не я, а Джордж. Я — издатель. Я книги не читаю. Но так как он толкает вас в первую десятку, а деньги идут из моего кармана, а у меня жена и двое детей, которых нужно кормить, то я прочитал.

— Спасибо, — сказал я.

— Джордж говорит, что по контракту (и он достал из своей замусоленной папки мой контракт) мы должны издать вашу книгу в оставшиеся пять месяцев. Из уважения к нему — я согласен. Но о 200 тысячах экземпляров и речи быть не может, дай Бог, 75 тысяч напечатать.

Я внимательно посмотрел на Джорджа, он глядел безразлично в окно.

— Но в типографии, — продолжал Левин, — большая очередь. Джордж хочет доставить вам приятное — издать вашу первую книгу здесь, я хочу доставить приятное ему, поэтому, чтобы все ускорить, надо дать взятку.

Я сначала подумал, что ослышался. Он быстро говорил.

— Что-что?

— Взятку в типографию. Чтобы ускорить внеплановое печатание вашей книги.

— В чем это выражается?

— Пять тысяч долларов.

Я задумался. Я не был готов издавать за взятки мои книги.

— Так, господа дельцы, — сказал Джордж, третейский судья, — прошу всех на кухню, отведать, что Ната для вас приготовила.

Я поздоровался

с женой, вручив ей духи, шоколад, косметику и что-то еще.

Обед был ужасный, вилкой в рот его протолкнуть было нельзя.

— Вот такое говно мы едим, — подвел итог Джордж, съев все.

Левин встал, сказал, что ему на электричку, и в дверях обронил, что «остальные детали» я могу обсудить с Джорджем. И ему оставить деньги.

Издатель и писатель перешли в столовую. Ни к еде, ни к водке я не смог прикоснуться.

— Какой деловой парень! Ради тебя специально в столицу приехал, бросив все дела.

«По-моему, это и было дело…» — подумал я.

— На редкость неприятный тип, Джордж, если позволите, как вы нашли такого в партнеры?

— Он — меня. У него деловая хватка хищника. Надо на жизнь зарабатывать, а то я сижу в дерьме, когда все купаются в золоте.

— А что с «Отечественной литературой»?

— Забудь про нее, она погибла. Или гибнет, какая разница.

— Это же лучшее издательство в…

— Мало ли что было. Давай говорить о том, что есть.

— Как все это будет происходить? — предчувствуя недоброе, спросил я.

— Ты оставляешь мне пять тысяч — для него! А я к первому марта издаю твой роман.

— А кто будут редактор, художник, корректор?

— Какая тебе разница, найду. Это мои заботы. Тебя они пускай не волнуют.

— Но вы же сами сказали, что «Отечественной литературы» больше нет…

— Послушай, Алексей. Ты — песчинка в мире, пша на теле пролетариата. Твоя книжка никому не нужна, кроме тебя. И я из жалости и доброты хотел издать ее.

Я стоял, как будто только что получил вечный нокаут. Он сидел с переломанной рукой, и я хотел переломать ему вторую. Чтобы у него обе руки больше никогда не поднимались подписывать контракты.

Одного я не понимал, почему до сих пор стою, а не бегу из этого гнилого, затхлого подземелья на девятом этаже.

— Ты пишешь о любви в своих романах, — продолжал он, не глядя на меня. — Вон Душка сказала, что будет ходить на три вокзала ради меня отсасывать в презервативах за пятьдесят долларов. Вот это любовь! Вот это чувства! А о чем ты пишешь?

— Я могу сначала дать аванс? — неожиданно спросил я.

— Хоть что-то дай, только не тяни кота — за это самое место.

Он скорчил недовольную гримасу на лице.

— Мне надо идти, — сказал я.

— Позвони завтра.

Я вышел в уже темнеющие предсумерки (есть такая пора)… и неожиданно стал плеваться. Потом вынул белоснежный платок, достал свой язык и стал им оттирать его. После чего подставил руки под водосточную трубу и стал их ожесточенно мыть.

Я был обпачкан. Я был весь в грязи.

Малинов сидит в кресле напротив и смотрит на меня.

— Алексей, прочитал только половину, дай еще несколько дней.

Рукопись действительно лежит на его столе, разломленная надвое.