Акушерка Аушвица. Основано на реальных событиях
Шрифт:
В глубине души она сожалела об оставшемся ей неизвестном конце пьесы, но стоило ей оказаться у постели роженицы, тривиальность литературной драмы становилась очевидной – перед ее глазами разворачивалась драма истинная. Такова была привилегия ее работы. Каждый раз, когда в этот мир с ее помощью приходил новый человек, она вновь и вновь чувствовала себя свидетелем рождения младенца Христа, и вся усталость исчезала перед лицом радостного чуда. Разве могут пушки и танки победить это священное возрождение?
Ана вновь посмотрела на Эстер и поразилась, как быстро течет время. Прелестная юная девушка, стоявшая перед женихом, была одним из первых младенцев, которым Ана помогла появиться на свет. Она только
– Слава богу, вы приехали. Вы ей очень нужны. Вы нужны моей Рут. Вы же позаботитесь о ней, правда? И все будет хорошо?
Он бормотал, как ребенок, и Ана ощутила огромный груз ответственности перед его любовью. В ее руках было счастье этого человека. Ей стало страшно, но она напомнила себе, что обучалась в лучшей акушерской школе Польши. Безмолвно воззвав к Богу, она поспешила в дом.
Исполнить желание Мордехая оказалось несложно – Рут была молода и сильна, ей помогала серьезная мать, которая заставляла ее сжимать зубы и тужиться по команде Аны. Маленькая Эстер родилась крепенькой и здоровенькой – буквально через час после приезда Аны. Мордехай вбежал в комнату, осыпая девушку благодарностями. Ана сказала, что все сделала его жена, и отступила в сторону, а Мордехай обхватил лицо Рут ладонями и нежно поцеловал ее. Только после этого он взял младенца на руки – так бережно, словно держал на руках величайшее сокровище мира. И вот теперь этот младенец стал женщиной.
Ана внимательно слушала, как Эстер сильным, чистым голосом произносит брачные обеты. Филипп и Эстер были так молоды и прекрасны! Они выбрали свой путь в мире и относились к этому очень серьезно. Ана увидела в Эстер себя. Девушка увлеченно училась, и Ана надеялась, что она, как и сама Ана, сможет совмещать призвание и семейную жизнь. Она перевела взгляд на Филиппа, с гордостью и любовью смотревшего на невесту. Единственный плюс оккупации, подумала Ана, что наших молодых людей не призывают в армию. Рядом с Филиппом стоял шафер, его лучший друг Томаш. Может быть, ненасытный рейх призвал бы в армию и их тоже, но даже Гитлер не настолько безумен, чтобы требовать от собственных врагов сражаться в его армии. Похоже, Эстер удастся оставить мужа дома.
А вот с работой будет сложнее. Лодзи выпала сомнительная честь вхождения в состав рейха. Две недели назад германские власти запретили евреям работать в текстильной и кожевенной промышленности – в мгновение ока работы лишилась почти половина общины города. Учеба Филиппа прекратилась немедленно, а его отцу пришлось отдать свое драгоценное ателье здоровенному немцу с толстыми пальцами и полным отсутствием таланта. Этот бессмысленный шаг поставил город на грань разорения, и тогда свиньи, стоявшие у власти, издали указ о «принудительном труде» евреев. Евреям пришлось покинуть свои дома и предприятия и заниматься разрушением польских памятников, уборкой улиц и сменой дорожных указателей. Буквально вчера Ана видела двух мужчин, которые, не скрывая слез, снимали благородные старые указатели «Петрковская улица» и заменяли их блестящими новыми «Адольф-Гитлер-штрассе». То же самое происходило со всеми улицами города – старинные названия исчезали, уступая место надменным немецким. Никто из поляков новыми названиями не пользовался, но положения дел это не меняло.
А потом появились повязки. Всего несколько дней назад был издан указ, согласно которому все евреи должны были носить желтые повязки шириной десять сантиметров прямо под мышкой – место было выбрано специально, чтобы вызвать максимальный
Перед свадьбой Ана встретила Рут и Лию на улице. Бедные женщины страшно переживали из-за предстоящей свадьбы, свадебных нарядов и самого праздника. Им оставалось лишь молиться, чтобы жестокие правила не вступили в действие до свадьбы. Но всю неделю по улицам шатались эсэсовцы, представители самой жестокой и садистской организации нацистов. Они наставляли оружие на любого несчастного еврея, у которого не было желтой повязки, и порой спускали курок. Старый Илайя Ааронс, лучший пекарь Лодзи, больше не пек шарлотки и пирожки, столь любимые местными жителями, – его застрелили в собственной лавке, когда он сказал нацистам, что пока не нашел столько желтой ткани, чтобы сделать повязку на свой мощный бицепс. На свадьбе почти все гости, кроме Аны и Бартека, были с желтыми повязками. Даже бедняжке Эстер пришлось это сделать, хотя кто-то умный (почти наверняка это был Филипп) пришил к обоим рукавам ее платья блестящие золотые полоски. Так Эстер выполнила требование оккупантов, но при этом выглядела истинной королевой, а не изгоем общества.
Церемония близилась к концу. Ана отвлеклась от мрачных мыслей и наблюдала, как вуаль Эстер вновь подняли. Раввин взял чашу и поднес молодоженам, чтобы они пили из нее по очереди. Когда чаша опустела, раввин положил ее в бархатный мешочек, туго затянул шнурок и положил на пол перед Филиппом. Жених взглянул на Эстер. Та улыбнулась и взяла его за руку. Все с восторгом смотрели, как Филипп поднимает ногу и резко опускает ее на мешочек с чашей. Ана услышала звон бьющегося стекла, но звук этот тут же потонул в радостных криках «Мазел тов!» [2] . Ана присоединилась к гостям. Она знала, где бы ни происходила церемония, на каком бы языке она ни шла, все и всегда искренне желают молодоженам счастья и любви.
2
Мазел тов, мазл тов («счастливой планеты-судьбы») – фраза на иврите, которая используется для поздравления в честь какого-либо события в жизни человека.
Ана потянулась поцеловать мужа. Все вокруг радостно переговаривались, обнимались, собирались в группу, чтобы поднять невесту и жениха и пронести их по синагоге. Банкет был назначен в зале за красивым зданием, но, похоже, празднество уже началось. Пресловутые желтые повязки золотым вихрем кружились вокруг молодой пары. Ана увидела, как Эстер радостно хохочет, когда Томаш тянет ее в сторону от Филиппа и усаживает на плечи собравшихся. Филипп поднялся сам. Пару торжественно пронесли по синагоге, но в тот момент, когда аплодисменты гостей слились в торжественный гром, двери распахнулись, и раздались выстрелы. Все замерли. В синагогу ворвались эсэсовцы:
– Raus! Raus! Все на выход!
Ана услышала, как испуганно ахнула Эстер. Она сидела на плечах гостей, как милая уточка. Когда эсэсовцы наставили на нее автоматы, она инстинктивно наклонилась, чтобы спрятать голову.
– Пожалуйста, – взмолилась Ана по-немецки, – это же свадьба…
Офицер изумленно взглянул на нее. Ана учила немецкий с детства и свободно говорила на этом языке. Немецкий был полезен ей в работе – в Польше жило много немцев. Но Ана никогда не думала, что придется говорить по-немецки с солдатами.