Акваланги на дне
Шрифт:
Ромка прошел через весь зал к буфету.
— Мне нужна Огородникова, — сказал он.
— Клава! Клава! — закричала в глубь помещения полная, раскрасневшаяся буфетчица. — Огородникова!
И сейчас же из-за занавески появилась чернявая шустрая женщина в фартуке, с засученными рукавами.
— А? Что? — спросила почему-то испуганно.
— Я за кефиром, — сказал Ромка, —
— Ах да! Ты из кино? — всполошилась Клава. — Ты выходи сейчас и иди во двор, там у служебного входа жди, я вынесу.
И она исчезла за занавеской.
Ромка пожал плечами, мол, ему все равно, где получать, лишь бы кефир был, и пошел к выходу.
Но тут у самой двери столкнулся он с парнем, который, очевидно, специально дожидался его…
— Ага, — сказал парень с пьяной улыбкой, — старый знакомый… Помните, сэр, мы с вами где-то встречались?
Ромка усмехнулся — разве он мог забыть этого «ковбоя»?
А почему он один? Где же дружки? Ромка скосил глаза вправо и увидел приятелей ушастого за столиком, прямо возле окна, в углу.
Дружки манили его к себе.
— Да, да, — сказал и ушастый, церемонно кланяясь, — прошу не отказать…
Он схватил Ромку за руку и потащил к своим дружкам.
— Где же ты пропадал, га? Мы тебя ищем, ищем…
Ромка невольно сделал несколько шагов вместе с ним и вдруг остановился, замер в растерянности. Вместе с дружками ушастого сидел за тем столиком очень уж знакомый мужчина. Мужчина поднял глаза, их взгляды встретились. И Ромка понял, кто это. Он похолодел. Это же был лохматый, тот самый человек, который оставил вещи на пляже. Ромка сделал шаг назад.
— Ну, иди, иди, — потянул его прыщеватый, — поговорим по душам, обмоем встречу.
Сидящий за столиком со все возрастающим интересом вглядывался в мальчика.
Ромка грубо вырвал руку, сказал что-то вроде «отстань», «уберись» и, повернувшись, торопливо пошел к выходу. Прыщеватый упрямо потащился за ним, но его оттянул назад один из дружков, поднявшийся из-за стола…
Ромка остановился у подъезда. Вот это налетел! Напоролся! Узнал его лохматый или нет? А может, он ошибся? Может, спутал что? Не наделать бы другой беды — скажут, не зря хотели тебя отослать из поселка.
Пригнувшись, он перебежал под окнами до угла и остановился под последним, крайним. Подпрыгнул, ухватился руками за подоконник, подтянулся и нос к носу, через тонкую проволочную сетку от мух, столкнулся с тем самым человеком, которого хотел проверить. Очевидно, и тот тоже решил проверить. Так они смотрели друг на друга, может, секунду, а может, и десять. И оба сразу резко отпрянули от сетки — мужчина к столу, а Ромка — свалившись в кустарник газона.
— Парень, где ты? — донесся со двора пронзительный голос Клавы Огородниковой. — Куда ты пропал?
Он живо прошмыгнул под окнами, перескочил деревянную изгородь двора ресторана и прямо налетел на разгневанную буфетчицу.
— Где тебя носит? — кричала та. — Ведь сказала: иди во двор, я следом…
— А где кефир? — перебил он ее.
— Вон, бери, — кивнула она на деревянный ящик с бутылками, — да не пропадай, когда тебя ждут… Посылают тут всяких…
Обратно он вышел через ворота, сгибаясь под тяжестью ящика. Шутка сказать, двадцать полных бутылок — десять литров, да сами бутылки, да сам ящик. И нести ведь неудобно.
У ресторана уже стоял автобус, и шофер помог внести ящик внутрь. Устроив кефир поудобнее, Ромка кинулся к заднему стеклу.
В освещенном квадрате последнего крайнего окна увидел он человека, который, облокотившись на подоконник, задумчиво смотрел на улицу. Рядом за столиком оживленно переговаривались трое дружков. Ромка смотрел на мужчину и соображал, что ему сейчас следует делать. Не мчаться же на заставу. А автобус пойдет совсем в другую сторону.
И потом предупредили же его крепко-накрепко, чтобы не делал никаких поспешных выводов.
Как назло, автобус долго разворачивался прямо перед окнами ресторана. Незнакомец, попыхивая сигаретой, смотрел на улицу.
Ромка уселся на сиденье и усилием воли заставил себя не смотреть больше на окно. Как учил Суходоля, в такие моменты надо лишь провентилировать легкие — пять-шесть глубоких вдохов и выдохов.
Он сидел, смотрел прямо перед собой и усиленно «вентилировал» легкие.
Когда автобус вырвался, наконец, из узких улочек поселка и, весело гремя бутылками, помчался по асфальтированной дороге к месту съемки, Ромка уже знал, что надо делать.
На одном из поворотов Марченко попросил шофера остановиться.
— Что случилось? — притормаживая, спросил тот.
— Надо мне.
— Надо так надо, — удивился шофер, — только я, дружок, ждать не стану.
— Хорошо, — согласился Ромка, — не ждите.
Автобус, мигнув красными огоньками, исчез за очередным поворотом, и сразу обступили, навалились на Ромку темнота и тишина. Но он хорошо знал это место и совсем не боялся тишины.
Прошел по дороге чуть назад, остановился около известного ему да и почти всем мальчишкам отряда телеграфного столба. Пошарил внизу, возле самого основания, и открыл щиток. А под тем щитком нащупала рука телефонную трубку.
— Дежурный по заставе слушает, — послышался далекий голос.
— Это я, я, — заговорил тихо Ромка, — это Марченко, мне нужен капитан Никифоров.
Дежурный переспросил и лишь после повторной Ромкиной просьбы сказал:
— Хорошо, жди.
Через несколько томительных минут в трубке послышался тяжеловатый, грубый голос старшины заставы.
— Что случилось, Марченко? Капитана нет, он отдыхает. Мне можешь сказать?
— Могу, — согласился Ромка и продолжал все так же тихо, почти шепотом, словно кто мог подслушать его в этом гористом безлюдном месте: — Тарас Порфирьевич, я видел того лохматого, с волосатыми ногами, кто оставил вещи. Он был сейчас в ресторане, в углу, у последнего окна.