Аквамариновое танго
Шрифт:
– Как твоя мама? Все еще болеет? – спросил комиссар.
Инспектор ненавидел вопросы, задаваемые лишь из вежливости, и вообще все окольные пути, которыми к сути дела пробираются неловкие собеседники.
– Мне кажется, она преувеличивает свои болезни, – проговорил он. – Чтобы я чаще приезжал к ней.
– Ну что ты хочешь, ты же у нее единственный сын, – заметил комиссар.
Хм. Что я не курю, он не помнит, но что единственный сын, он запомнил. Типичный итальянец. Сколько бы поколений его предки ни жили во Франции, он не изменится.
– Вы хотели о чем-то
Оливьери неопределенно улыбнулся, потирая висок, и достал из ящика чудовищных размеров сигару.
– Гм… Поговорить, поговорить! В самом деле, мальчик мой, нам надо поговорить…
Прежде комиссар никогда, даже находясь в наилучшем расположении духа, не называл Анри «мой мальчик». Мысленно инспектор приготовился к тому, что беседа будет не из легких.
– Дело Феррана ты закончил, верно?
– Да, месье.
– А эти, как их, Рошары? Что с ними?
– Работаю.
– Это по ним ты посылал запросы в Париж?
– Да.
– И что ты думаешь об этом деле? – Комиссар устремил на подчиненного пытливый взор.
– У меня пока нет никаких доказательств, – помедлив, признался Анри. – Но я уверен, что их смерть как-то связана с их прошлым.
– А конкретнее?
– С убийством Лили Понс.
– Лили Понс, Лили Понс… Это певица, что ли? Так она же покончила с собой, разве нет?
– Нет. Это было убийство. То есть, – он едва не сказал «мы так полагаем», но вовремя одернул себя, – я так полагаю.
– На основании чего, можно узнать?
Анри пустился в объяснения. Он постарался скрыть роль Амалии в расследовании, но содействие Габриэля Форе ему утаить не удалось.
– Ясно, – буркнул комиссар, когда Анри закончил. Сигара Оливьери давно потухла, но он не пытался курить ее даже для виду. – И при чем же тут Рошары?
– Я не исключаю, что какой-то сумасшедший решил отомстить за Лили Понс и теперь убивает всех, кто был в замке в ночь ее гибели. Поначалу он скрывался, но затем ему захотелось славы, и он стал действовать почти открыто… да еще и писать порядковые номера, кого и когда он убил.
– О господи, – вздохнул комиссар. Следующий вопрос его казался абсолютно нелогичным. – Как по-твоему, в каком мире мы живем?
Анри вытаращил глаза.
– Простите?
– В убийстве замешан сын министра, богачи Делотры, этот Антуан Лами, у которого денег еще больше, и его пасынок, который то и дело мелькает в иллюстрированных журналах, – безнадежно перечислил комиссар. – Ты всерьез думаешь, что тебе позволят это расследовать?
– Но… но…
– И никаких но, – осадил его Ольвьери. – Потому что мы живем в сволочном мире. Как только ты начал посылать свои запросы, сразу же стало ясно, куда ты клонишь. Ты моей смерти хочешь? Или, может быть, своей? Объясни.
Анри распрямился, весь бледный.
– Мсье комиссар, я полагал…
– Ты полагал, что это очередная Луиза Ферран, которую пристукнул паршивый учителишка, – безжалостно перебил его комиссар. – Ты полагал, что ты придешь весь в белом, задашь умные вопросы, найдешь свидетелей и все поймешь. Ты хоть понимаешь, какое осиное гнездо ты разворошил?
Анри молчал.
– В нашем деле, – устало, с каким-то отвращением промолвил Оливьери, – нужно быть осторожным. Потому что, кроме закона, есть еще другие законы, неписаные, и преступать их никому не позволяется. Понимаешь? Надо быть политиком… и уметь закрывать глаза на то, на что надо закрывать глаза.
– Но убийство…
– Плевать на убийство, людей убивают во все времена, какие законы ни принимай и что ни делай. Мой мальчик, пойми: у тебя талант, я же вижу. Ты далеко пойдешь, а когда Оливьери говорит, что ты далеко пойдешь, можешь считать, что ты уже сидишь на набережной Орфевр с бригадой инспекторов в личном подчинении. Но только если ты научишься останавливаться, когда следует… и не будешь дразнить гусей. Это дело дурно пахнет, слишком дурно. Мне уже негласно дали по шее, и я по-дружески тебя предупреждаю. Не лезь туда, понимаешь? Остынь. Отступи. Плевать на певичку, она уже умерла, ее ничто не воскресит. Зачем тебе портить из-за нее жизнь? Найди убийцу Рошаров, закрой дело и работай дальше. А о Лили Понс забудь, не то пожалеешь, помяни мое слово, горько пожалеешь.
– Вы хотите сказать, – мрачно спросил Анри, – что, если я буду копать дальше, меня самого закопают?
– Ну зачем же так сурово, – хмыкнул комиссар. – Может, тебя и не убьют, но ведь есть и другие способы избавиться от человека. К примеру, ты пытал подозреваемого Феррана…
– Никого я не пытал! – возмутился Анри.
– А он скажет, что пытал, и предъявит следы пыток. И люди, которых ты считал своими друзьями, первые подтвердят, что ты садист и мерзавец. Тебя ославят во всех газетах, осудят и посадят в тюрьму, да еще в такую, куда попасть для полицейского – верная смерть. И что потом будет делать твоя мать? Носить цветочки тебе на могилку? Ты хоть понимаешь, чем все может для тебя обернуться?
Анри отвел глаза.
– Они вам угрожали? – каким-то бесцветным, почти равнодушным голосом спросил он.
– Они дали мне понять, чтобы я тебя притормозил. Ты не должен заниматься делом Лили Понс, ясно? Даже упоминать ее имени не должен. Ни в коем случае.
Анри сидел, кусая губы. Лицо его пошло пятнами, жилка на шее нервно подергивалась. Комиссар смотрел на него с жалостью. «Нет, он хороший парень… Поупрямится немного, может быть, покричит, но отступит. Он не дурак, далеко не дурак. И потом, у него просто нет другого выхода».
– Как я могу найти убийцу Рошаров, если все указывает на то, что их смерть напрямую связана с Лили Понс? – наконец спросил Анри.
И, услышав его голос – голос человека, готового смириться, комиссар Оливьери почти успокоился.
– Кто нашел труп Жозефа Рошара?
– Русская. Баронесса Корф.
– Вот и обвини ее, раз уж она нашла тело.
– Вы в своем уме? – вскинулся Анри. – Это абсурд! Зачем ей убивать хозяина кафе?
– Не знаю. При желании всегда можно придумать. Положим, она не давала ему проходу, а он ее знать не хотел.