Аквамариновое танго
Шрифт:
– Я уверена, вы поправитесь, – мягко сказала Амалия. – Просто нужно время.
– Никогда у меня ничего не выходило, – пробормотала Ева, не слушая ее. – Ничего, ничего! Я была плохой актрисой и стала плохой монахиней. Хотите знать правду, почему меня приняли в орден? Потому что им были нужны мои деньги, чтобы строить школы, чтобы сделать ремонт в монастыре… А еще – это ведь такая реклама! Сама Ева Ларжильер, грешница, пришла к ним каяться… Объясните мне, почему актриса должна быть большей грешницей, чем жена чиновника? И их лица… Они все время говорят о любви, но сами никого не любят. Несколько дней назад мне было так плохо, я думала, что вот-вот умру, а
Она плакала, уже не таясь, и слезы градом катились по ее лицу. Амалия понимала, что надо сделать или сказать что-нибудь ободряющее, но у нее язык не поворачивался обещать Еве, что все каким-то волшебным образом изменится и ее жизнь наладится. Внезапно лицо монахини исказилось от боли, она бурно закашлялась и стала ворочаться на постели.
– Пожалуйста… Вон то лекарство… и воды… Графин на другом столе.
Амалия поспешила помочь, но руки у нее дрожали, и она едва не разбила стакан. Ева проглотила лекарство, запила его водой и с измученным видом откинулась на подушки. Ей было стыдно, что она дала волю чувствам при Амалии, которая была все-таки посторонним человеком – и, кроме того, пришла сюда вовсе не ради нее самой, а чтобы расспросить о женщине, которая в свое время причинила Еве столько зла. При одной мысли об этом бывшая актриса почувствовала глухую враждебность.
– Как по-вашему, кто мог убить Лили Понс? – спросила Амалия.
– Никто, – сухо ответила Ева. – Я хочу сказать, я плохо представляю, чтобы она могла стать чьей-то жертвой. В свое время болтали всякое, но я не слишком верила слухам.
– И что же говорили?
– Среди ее гостей был некий Антуан Лами. Я его знала, потому что однажды он написал пьесу – крайне убогую – и хотел, чтобы я играла главную роль. Но я видела, что это бесполезная трата времени. Ну и сам Лами, честно говоря, был мне не по душе. Он увлекался групповыми оргиями, – Ева поморщилась, – а в ту пору еще и нюхал кокаин. Про его времяпровождение такое рассказывали… В общем, когда Лили не стало, пошел слух, что Лами переборщил с… ну, сами понимаете… и нечаянно убил ее. Ведь Лили была его любовницей, еще до того, как Робер Делотр увидел ее в каком-то представлении и потерял голову настолько, что решил на ней жениться…
– Лили Понс нашли в постели, – медленно проговорила Амалия. – В ее спальне. Скажите, а ничего неизвестно о тех, кто еще принимал участие в этих оргиях? Может быть, его пасынок Эрнест Ансельм или братья мужа Лили?
– Эрнест терпеть не может своего отчима, – тотчас же ответила Ева. – Виду, конечно, не подает и старается с ним не ссориться, но тем не менее. Насчет Делотров я ничего не знаю. Один из моих друзей утверждал, что они буржуазны, добродетельны и скучны, и все их семейство такое. Но я, сами понимаете, ими не интересовалась.
– А как насчет Оноре Парни?
– Ну… Если ему представлялась возможность развлечься, да еще за бесплатно, он никогда ее не упускал. Кстати, я тут вспомнила кое-что, но не знаю, насколько вам будет интересно…
– Скажите, и тогда увидим.
– Ну что ж… Одним словом, Парни в тот год не собирался уезжать из Парижа, но тут всплыло крайне некрасивое дело. Короче,
– А что вы можете сказать об адвокате Гийо?
– О-о, это тот еще тип… В суде он всегда был на высоте. Ему ничего не стоило доказать, что дважды два – пять и даже двадцать пять… Он умел вытаскивать самые неприглядные факты прошлого и уничтожать любого человека, который стал бы свидетельствовать против его клиента. В обычной обстановке он, кстати, был мил, очень приветлив… но я никогда ему не верила. Было в его сердечности что-то, знаете, от гадюки, которая притворяется милой и хорошей, но в любой момент может укусить.
– Скажите, мог бы он участвовать в подлоге, к примеру, или уничтожить важные бумаги?
– Вполне. Но при одном условии – если бы совершенно был уверен, что это сойдет ему с рук. В этом смысле он был очень щепетилен.
Амалия задала еще несколько вопросов по поводу Жана Майена, шофера Лили и других, кто присутствовал в замке, но о них Ева почти ничего не знала.
– Вам известно, что после смерти Лили все состояние, которое она унаследовала от мужа, на довольно-таки шатких основаниях отошло его братьям?
– Да, я слышала об этом от Леона.
– Кто это?
– Леон Жерве, знаменитый актер. Он и Лили собирались пожениться, но не успели, потому что ее не стало.
– Так у нее имелся еще и жених? А почему его не было в замке?
– Потому что его призвали на войну, – ответила Ева, пожимая плечами. – Лили, конечно, ему как-то помогла устроиться… я хочу сказать, не на передовой. Леон еще смеялся, что его назначили при каком-то штабе переводчиком с английского, а он по-английски знал только «I love you» и «Goodbye» [5] . Когда Лили погибла, Леон был вне себя. Он считал, что ее прикончил Лами, и понятно, почему ему удалось замять дело – у него же куча денег. Но потом, когда стало известно, кому досталось наследство Лили, Леон сказал, что, наверное, это Делотры постарались…
5
«Я тебя люблю», «Прощай» (англ.).
– А вы сами что думаете?
– Я уже сказала вам, – тихо проговорила Ева. – Я ее терпеть не могла, но в одном я уверена – она в любых обстоятельствах сумела бы за себя постоять. Может быть, она допустила какую-то ошибку, которая ее погубила, – не знаю…
Ангел Боттичелли двусмысленно улыбался со стены. Ева страдальчески поморщилась и отвернулась. «Поскорее бы она ушла, – мелькнуло у нее в голове, – и я выброшусь из окна». Именно об окне были все ее мысли до того, как на пороге появилась Амалия.
– Что это могла быть за ошибка? – Ева даже вздрогнула, когда услышала голос собеседницы.
– Не знаю, говорю я вам. Не знаю…
Сестра Франсуаза вернется только в два часа, я хорошо ее изучила. Сейчас эта странная дама встанет и уйдет, значит, у меня будет достаточно времени, чтобы добраться до окна и броситься вниз…
– Спасибо, – сказала Амалия, – вы мне очень помогли. Так вы договоритесь насчет книг? Некоторые из них довольно красивые, и мне не хотелось бы, чтобы они пропали.