Аквамариновое танго
Шрифт:
– Да, я уже говорил это.
– Она была в сознании?
– Глаза были полузакрыты, она сдавленно хрипела. Я приблизился и сразу же увидел, что правый висок проломлен. Она получила тяжелейшую черепно-мозговую травму. В данных обстоятельствах смерть была вопросом нескольких минут.
– Как по-вашему, чем мог быть нанесен удар?
– Кастетом с острыми гранями или чем-то вроде этого. Во всяком случае, удар был сильный.
– Ее ударили один раз?
– Я бы сказал, один или два.
– Только по голове, никаких других
– Нет.
– Вы не заметили поблизости орудие преступления?
– В спальне его не было.
– Вы уверены?
– Скажем так: в поле моего зрения этот предмет не попал.
– Люди, которых вы видели в спальне, как они были одеты?
– Как те, кого ночью внезапно подняли из постели.
– Они были трезвые?
– Абсолютно.
– Вы помните выражение их лиц?
– Помню. Они были не на шутку напуганы.
– Все?
– Спокойнее других казался, может быть, адвокат, но у него глаз подергивался в нервном тике. Парни бормотал себе под нос что-то вроде «вот так номер», «ну и дела». Так как он не умолкал, мадам Делотр злобно на него цыкнула.
– Кто-нибудь объяснил вам, что случилось?
В темных глазах Филиппа Анрио зажглись иронические огоньки.
– Никто даже не подумал этого сделать. Кто я был для них? Всего лишь доктор.
– Но, может быть, они обсуждали при вас произошедшее?
– Это нельзя назвать обсуждением. Майен пытался убедить присутствующих, что, когда он нашел раненую Лили, какой-то человек бросился бежать из ее комнаты, значит, это и есть преступник. Потом, как я понял, дворецкий спустил собак…
– Минуточку, так что, в доме были собаки?
– Да, одна собака жила в замке, а другую мадам привезла с собой. Насколько я понял, собаки след не взяли. И вообще того человека – убийцу – никто не видел, кроме мсье Майена. Из-за этого он начал яростно пререкаться с мсье Лами.
– Потому что Антуан Лами не поверил, что в спальне Лили был посторонний, который ее убил?
– Вы все понимаете совершенно верно, мадам. Лили вскоре перестала дышать, и тогда присутствующие стали совещаться, что им делать. Я предложил вызвать полицию и передать все в их руки, но на меня посмотрели очень странно, а затем Оноре Парни попросил меня удалиться. Через некоторое время Жозеф пригласил меня снова подняться наверх. Когда я вошел, возле руки убитой лежал револьвер. Ко мне подошел адвокат и мягко, но настойчиво попросил принять их версию и не поднимать шума. Лили была в депрессии, у нее недавно погибли близкие, и в припадке отчаяния она покончила с собой. Никто ни о чем не узнает, а огласка может только навредить.
– Они предложили вам денег за молчание?
– Все было несколько иначе, – усмехнулся Анрио. – Адвокат дал ясно понять, что, если я буду упорствовать, они обвинят в убийстве меня. Будто бы я был неравнодушен к Лили, наведался к ней ночью, она подняла крик, и я случайно ее убил.
– Скажите, какое впечатление вообще на вас произвели
– Они считали себя солью земли, но меня от них тошнило. Я не мог дождаться, когда вернусь обратно в госпиталь.
– Вас тошнило от них после убийства или еще до того, как все произошло?
– Всегда.
– Почему, если не секрет?
– Они прекрасно знали, что мое присутствие необходимо раненым. Но мадам Понс очень хотела сделать из меня забавную игрушку, которая будет развлекать ее и гостей. В результате я недосмотрел за Лораном Тервилем, и бедняга умер от внутреннего кровотечения. Никогда себе этого не прощу.
– Скажите, Лили Понс заигрывала с вами?
– Она заигрывала со всеми мужчинами, кроме прислуги.
– А если говорить не о заигрываниях, а о более близких отношениях?
– Вот тут я совершенно не в курсе. По-моему, они все с ней жили, но в разное время. С кем у нее были отношения в замке Поршер, я не интересовался. Впрочем, если вы полагаете, что это может быть причиной ее смерти…
– Да?
Доктор немного подумал.
– Не знаю, но мне кажется, что любовь тут ни при чем. Хотя, может быть, я не прав.
– Ей нравился Жан Майен?
– Ей нравилось, что он всюду за ней таскается. Но им самим она ни капли не дорожила.
– Мог он ее убить – теоретически, – если понял, что она его не любит?
– Не знаю. Но лично я плохо представляю себе Жана Майена с кастетом в спальне дамы своего сердца. Это как-то совершенно не в его духе.
– А Бернара Клемана?
– Да, я слышал, что он признался в убийстве Лили Понс. Но это не он.
– Почему вы так думаете, доктор?
– Если бы Бернар убил ее, у него не хватило бы стойкости семь лет молчать о своем преступлении. Там, в Поршере, он сразу же разболтал мне и остальным раненым, как отец подбил его убить свою вторую жену, мачеху Бернара.
– Вот как?
– По словам Бернара, это оказалось легче легкого, и его не смогли притянуть к ответу даже при том, что отыскался свидетель убийства. Это правда?
– Да.
– А мы-то думали, он врет, чтобы придать себе весу. Его ранили в первой же стычке, он не умел как следует держать ружье и вообще терпеть не мог войну. – Доктор усмехнулся. – Знаете, что Бернару казалось самым несправедливым в истории с мачехой? Больше всего он был обижен на то, что отец обещал дать ему тысячу франков, а после похорон дал только триста.
– И все же после убийства Лили Понс вы не заметили в его поведении и облике ничего странного? Темные пятна на одежде, похожие на кровь, неизвестно откуда взявшиеся украшения?..
– Нет. Ничего такого не было. И я скажу вам правду – кончина Лили Понс для раненых прошла незамеченной. Что действительно произвело на них угнетающее впечатление, так это внезапная смерть Лорана. Он был такой весельчак, знаете, душа компании. А Лили они почти не знали, и по большому счету им до нее дела не было.