Алатырь-камень
Шрифт:
Впрочем, легкое прикосновение к его одежде действительно симпатичной, да что там – просто красивой женщины и впрямь не таило в себе ничего страшного. Честно признаться, Константин больше всего боялся того момента, когда ее рука, плавно поднимаясь вверх, дойдет до его лица и он ощутит мертвенный или какой там еще описывают в книжках холод, исходящий от ее пальцев. Он даже затаил дыхание, сдерживая бурные эмоции, но рука была теплой и ничем не отличалась от обычной человеческой.
Константин пригляделся повнимательнее, но и в лице своей провожатой тоже не увидел ничего необычного. Да, одежда по-прежнему
Точеный, словно вырезанный из мрамора нос, большие, слегка раскосые глаза, внешние уголки которых поднимались чуть вверх, создавая впечатление чего-то южного, экзотического, полные сочные губы… Все говорило о том, что это обычная женщина из плоти и крови.
Однако внимательным рассмотрением занимался не только он. Хозяйка медной горы тоже во все глаза смотрела на Константина. Смотрела изучающе, будто… «Будто раньше людей никогда не видела», – мелькнуло у него в голове.
После пристального осмотра его лица она, не отрывая взгляда, отошла чуть в сторону.
«Ну прямо тебе фото на память, – совсем успокоившись, подумал Константин. – В фас щелкнула, теперь за профиль принялась». Но стоял спокойно, давая возможность оглядеть себя со всех сторон и сам украдкой оценивая то, что его окружало. Наверное, при нормальном освещении тут было бы на что глянуть, а вот при слабеньком свете догорающего факела…
Высокие своды терялись в темноте. Ту стену, что находилась метрах в семи от Константина, разглядеть тоже не представлялось возможным, зато на ближней, метрах в трех, что-то виднелось. То ли это были узоры, то ли какие-то знаки загадочного письма – трудно сказать, поскольку освещения катастрофически не хватало.
Зато удалось заметить иное. Сам камень, который окружал его, уже не был столь грубо обработан, как в тех коридорах, которыми они шли сюда. Отчетливо виднелись следы тщательной его шлифовки, нет, даже полировки, особенно в местах, окружавших неведомые знаки.
Женщина между тем, полюбовавшись профилем гостя, зашла к нему со спины, легонько коснулась пальцем его шеи, несколько секунд помедлила, а затем сильно толкнула его вперед.
– А вот это уже лишнее, сударыня, – укоризненно заметил Константин.
От неожиданного толчка он сделал пару шагов вперед и с трудом удержался на ногах, споткнувшись обо что-то на полу.
– Так и навернуться можно запросто, – произнес он, оборачиваясь, и осекся.
Женщины не было. Нигде. В какой проход из четырех, замеченных Константином, она могла нырнуть, оставалось только догадываться. Идти же наобум в один из них было безумием. Куда они ведут и вообще ведут ли?
– Та-а-ак, – протянул он, не зная, что и подумать. – Это что же – старая сказка на новый лад получается?
– Скорее уж новая, но на старый, – раздалось за его спиной.
Константин вздрогнул и резко обернулся. В двух метрах перед ним стоял человек в черной одежде, похожей на рясу, которая… Да, действительно, она тоже отсвечивала чем-то металлическим. Тусклой желтизной отливала и витиеватая красивая цветная окантовка, на которую не пожалели золотой нитки. Узор шел по всему подолу и тремя волнами – спереди и по бокам – поднимался вверх, до рукавов и глухого
Верхняя часть лица его, до глаз включительно, скрывалась под наброшенным капюшоном. Если судить только по седой длинной бороде, то это был старик, хотя щеки его не изобиловали морщинами, почему Константин тут же убавил его годы на пару десятков.
Но тут бородач откинул капюшон, и глаза его задорно блеснули, после чего Константин мысленно сминусовал еще двадцать лет. Не должно было быть у старика или просто у пожилого человека таких ярких живых глаз.
– А прочесть ты их зря пытался, – кивнул седобородый на стену.
– Это тайна? – спросил Константин, лихорадочно пытаясь вспомнить, где, когда и при каких обстоятельствах он его уже видел.
В том, что встреча с ним у него не первая, он почему-то был уверен.
– Никакой тайны. Просто руны очень древние, так что напрасно будешь ломать голову, – спокойно пояснил тот. – Ну а теперь здрав будь, княже. Или тебя теперь по-другому величают?
– И тебе здоровья на долгие лета, мил человек, – медленно произнес Константин, продолжая пристально всматриваться в лицо собеседника. – А величают меня ныне царем, иногда – государем или величеством, но не обижусь, если просто по имени-отчеству. А вы, простите, кто будете?
– Неужто не признал?! – чуточку сфальшивил в своем изумлении седобородый. – Ну и ладно – мы не из гордых. К тому же я и тогда тебе своего имени не назвал.
«Не назвал… Значит, все-таки правильно я подумал, что мы виделись. А как же он ухитрился не представиться?» – удивился Константин, и тут же его осенило.
Перед глазами всплыл суровый зимний день, небо, сплошь затянутое свинцовыми тучами, лениво посыпающими землю маленькими снежинками, яркий костер на опушке соснового леса и этот мужчина. Только тогда у него еще не было этой бороды, а с ним находились еще два человека.
– Каиново озеро, – произнес он и уже более уверенно добавил: – Мертвые волхвы.
– Вспомнил, – скупо улыбнулся седобородый. – Ну, тогда я и промолчать мог, а ныне, коли ты в гости приглашен, хозяину назваться следует. Зовут же меня Градимиром. Только вот что, – он недовольно поморщился. – Ты больше этого слова не упоминай – мертвые. Негоже так. Сам чувствовал поди, когда тебя Мстислава наша оглаживала, что не покойница она, да и на упыря не похожа. Ежели ты Вассу не забыл – никакого сравнения.
– Ты и про нее знаешь? – удивился Константин. – Откуда?!
– А тебе не все едино? – усмехнулся волхв. – Только про Всеведа ты зря думаешь – не его это работа. Давай-ка лучше присядем где-нибудь. Да вон хоть там, – указал он на противоположную стену, тонувшую во мраке. – Скамья там, правда, жестковатая, но деревянная, так что ничего не отморозишь. А огонь свой убери. Тут хоть и подземелье, но в темноте не окажешься.
С этими словами он небрежно взмахнул рукой, и факел в руке Константина тут же послушно погас. Константин поморгал глазами и с удивлением обнаружил, что Градимир не лгал. Зеленоватый свет, непонятно откуда берущийся, скупо освещал всю залу. Был он неярким, скорее – тусклым, но и лицо собеседника, и даже неширокая скамья с деревянными подлокотниками по краям, щедро украшенными затейливой резьбой, к которой они направились, виделись достаточно отчетливо.