Алая лента
Шрифт:
Как сейчас поступила бы Марта?
Примкнула бы к Балке и ее шайке.
Балка выдохнула Розе прямо в лицо облачко сигаретного дыма. Я уже догадывалась о том, что последует дальше – сигарета Балки прожжет обнаженную кожу на руке Розы. Лучше не вмешиваться. Не стоит попадать в ее черный список. Ведь она следит за ежедневной нарезкой и раздачей хлеба. И такими обязанностями, как, кому тащить котел с супом с кухни или выносить туалетное ведро.
Но, с другой стороны,
– Эй, Роза! Поднимайся сюда! – Я похлопала по своему тощему матрасу.
Роза засияла ярче, чем единственная лампочка, висевшая у нас в проходе между нарами, и махнула рукой Балке и ее компании, чтобы те расступились. Они были так удивлены, что позволили Розе пройти.
– Благодарю вас, – сказала Роза с таким величественным видом, будто эти бандитки были гостями, случайно попавшими в число приглашенных на чай. Хотя ручки Розы были тоненькие и слабенькие, как полоски лапши, она сумела забраться ко мне на третий ярус. Балка несколько раз сделала вид, будто хватает Розу за юбку, но не всерьез, просто чтобы спасти репутацию. Я же на секундочку погрузилась в мечты о лапше с базиликом и густым томатным соусом. Такую лапшу нужно есть смачно, чувствуя, как пятна от соуса остаются на лице…
– Уф! Ты здесь не стала страдать боязнью высоты? – спросила Роза, переваливаясь на мой матрас.
– Голову береги…
Поздно. Роза успела удариться макушкой о потолок, который был здесь таким низким, что сесть, выпрямив спину, было невозможно.
Я подвинулась, чтобы освободить место.
– Зато здесь воздуха больше.
Больше из-за ветра, дующего сквозь дырявую крышу.
– И никто через тебя ночью не полезет, если приспичило в туалет. Хотя, с другой стороны, если приспичит тебе, придется спускаться и подниматься в кромешной темноте.
– Спасибо, что позвала к себе, – сказала Роза, потирая голову. – Мое прежнее место кто-то занял. Там было не так классно, как здесь.
– Классно?
– Ну, мы же теперь вместе, не так ли? – Она улыбнулась.
Теперь у меня появилась компания, и проблема вместе с ней. Я обменяла одну из сигарет, что дала мне Марта, на кусок хлеба с маргарином. И как мне теперь есть его на глазах у Розы? Я собиралась приберечь этот кусочек на утро, надеясь, что никто не украдет его, пока я сплю, и крысы до него не доберутся. Крысы на верхних балках, которые питались лучше заключенных на нарах под ними.
Но голод оказался сильнее вежливости. Я вытащила хлеб и начала осторожно откусывать корочку. Я старалась жевать как можно тише. Но бесполезно. Роза сглотнула и деликатно отвернулась.
– Вот, возьми немного, – сказала я ей.
– Ты это мне? О, спасибо, я сыта, – солгала она. – Ни крошки больше проглотить не смогу.
– Не глупи.
– Ну, если ты настаиваешь…
Дальше мы старались жевать тихо вместе. Я подбирала каждую крошку, упавшую на платье, Роза их стряхивала.
Затем я скрючилась, чтобы стащить свои дурацкие башмаки. Помимо того, что они натирали до жутких волдырей, они служили
Роза вдруг подняла голову, как белочка, которая проверяет орех, пытаясь определить, целый он или гнилой.
– Слышишь хруст? – спросила она.
– Крысы.
– Нет, – покачала головой Роза. – Не крысы и не клопы.
Я повернулась, пытаясь устроиться поудобнее.
– Это ты! – сказала Роза. – Это ты хрустишь.
– Да нет же!
– А я говорю, хрустишь.
– У тебя разыгралось воображение.
– Ну, если так…
– А кто сказал, что хрустеть – преступление? – рассердилась я. – Могу хрустеть, сколько захочу.
– Совершенно верно. Но если я слышу, как хрустит модный журнал из примерочной, значит, и кто-то еще тоже это слышит.
Я покраснела от смущения и вытащила из рукава «Модный календарь», который пролежал там целый день.
– А тебе известно, что Они с тобой сделают, если поймают тебя на этой краже?
Я не знала точно, каким должно быть наказание за мой проступок, но понимала, что оно будет малоприятным.
– Да ладно, всего лишь журнал, – притворно заулыбалась я.
– Все равно воровство.
– Здесь это не воровство, а заимствование.
– Воровство.
– Ну и что?
– Как это что? Тебя никогда не учили, что воровать нехорошо?
Я едва не расхохоталась в ответ. Конечно, я знала, что воровать нехорошо, и, между прочим, я никогда ничего не оставляю себе, когда меня посылают в лавку. Никогда не крала ничего, кроме пары катушек ниток из бабушкиной коробки. Хотя был случай, когда она поймала меня со своим кошельком в руках и прочитала мне длинную лекцию об уважении чужой собственности. Я напрасно пыталась объяснить, что взяла поиграть ее кошелек, и это была чистая правда. Кошелек был из крокодиловой кожи со звонко щелкавшими застежками снаружи, красной подкладкой внутри и слегка заржавевшей «молнией» на кармашке для мелочи. Крокодил, опасный зверь, стремительный, способный проглотить все что угодно.
– Они украли все, что у меня было, – сказала я. – Это тоже нехорошо. Ты собираешься доложить обо мне?
– Конечно, нет! – брезгливо откликнулась Роза, а после небольшой паузы спросила со своим неподражаемым аристократическим акцентом: – Разве ты не хочешь взглянуть на него, прежде чем вернуть обратно?
– Если я верну его обратно, – уточнила я, передавая журнал Розе.
Она нежно погладила глянцевую обложку.
– Моя мама была в отчаянии от того, что я читаю эту ерунду, так она его назвала. Говорила, что мне стоит читать хорошие книги или писать их.
– Твоя мама называла «Модный календарь» ерундой? Здесь же пишут обо всех новых фасонах, печатают обзоры и письма читателей, прикладывают выкройки и фотографии…
– Да знаю! – рассмеялась Роза. – Классный журнал. И там есть другие цвета, кроме коричневого.
– Гасим свет! – завопила снизу Балка.
Из коричневого в черное, во тьму. Что теперь делать с журналом? Я начала бояться, что меня обвинят в воровстве… Что они сделают дальше? Ничего хорошего. До сих пор я знала только одну главную, и Марта казалась еще человечной.