Алая нить
Шрифт:
– Нет пульса, – верещит фельдшер, показывая на переносной монитор у каталки раненого.
– Дефибриллятор! – командует Катарина, принимая решение. – Разряд! Отсутствует. Еще разряд! Без эффекта. Разряд! Есть сердцебиение. Все. Поехали! Поехали! Ждите Ленца! – кричит она медсестре из-за закрывающихся дверей лифта.
– Лифт ждете? – спрашивает женщину мужчина в форме полицейского.
Катарина устало кивает. Два часа неожиданного дежурства превратились в четыре. Прическа растрепалась, макияж поплыл, вместо новых туфель на ногах – стоптанные больничные
– Не знаете, в реанимацию можно попасть? – продолжает любопытствовать служитель закона.
– К кому?
– К прооперированному с огнестрельным.
– Вряд ли. Туда не пускают.
Катарина заходит в лифт. Полицейский следует за ней. Напряженно молчит, сдвинув косматые брови. Неожиданно отчаянно дубасит в железную стену:
– Как же так! Как же так! Как же так!
– Вам плохо? – вздрагивает Катарина.
– Я не смогу! Не смогу! Не смогу!
– Что не сможете?
«Ну вот, только сумасшедшего мне как раз и не хватало». Женщина тянется к кнопке вызова. Мужчина останавливает ее.
– Извините. Все в порядке. Хорошо, что туда не пускают. Иначе я действительно отключил бы этого типа от аппаратов.
– Чем он вам не угодил? – Катарине становится любопытно.
– Вообще-то за последние полгода этот кретин отправил на тот свет восемь женщин, а напоследок убил моего брата, который пытался его задержать.
Хирург опускает глаза. Спрашивает, зная ответ:
– Ваш брат – тот полицейский, которого привезли к нам?
– Да. Два дня до пенсии не дожил. Врач в приемном сказал, что, если бы помощь смогли оказать хоть на пять минут раньше, у Роба был бы шанс. Но у вас тут нехватка хирургов, – зло хмыкает мужчина, выходя на первом этаже. – Они заняты, спасают убийц.
Лифт везет осевшую на пол Катарину обратно наверх. Она не мигая смотрит сквозь железные двери, ледяные пальцы механически вертят в кармане фонарик, которым проверяют реакцию зрачков пациента.
– Не узнала, – шепчет она, – не узнала…
– Не узнала и не узнала. Ты же не следователь, – пытается Антонио успокоить жену.
– Я должна была.
– А по-моему, то, что ты должна была сделать, ты как раз сделала.
– Спасла убийцу?
– Прооперировала того, кому нужна была твоя помощь.
– Лучше бы я этого не делала.
– А как же клятва Гиппократа?
– А как же девять невинных человек?
– Катарина, он отключился. Любой врач на твоем месте поступил бы так же. У тебя не было выбора.
– Не знаю. Не знаю, Антонио. Не знаю, как буду ходить по городу. Кажется, все станут показывать пальцем и шипеть вслед: «Смотрите, это та, что спасла маньяка». Не знаю, как приду в понедельник на работу.
– Во-первых, не станут, а во-вторых, не придешь. Вот, – муж протягивает ей письмо, – я утром достал из ящика. Хотел сделать сюрприз.
Катарина пробегает глазами по тексту, который жаждала получить несколько недель назад, а потом уже и ждать перестала. Ее приглашают в Памплону выступить на симпозиуме по абдоминальной хирургии. Доклад она послала организаторам давно, а ответа
– Жаль, – вздыхает она.
– Жаль?!
– Жаль, что ты не сказал мне с утра. Я смогла бы порадоваться.
– Так что, не поедешь? – изумляется муж.
– Поеду, – говорит почти равнодушно.
– Поезжай, милая! Развеешься, отвлечешься, а вернешься, о маньяке уже никто и не вспомнит.
– Вспомню я.
4
– Он забыл… – Лола задумывается. – Честно говоря, я не знаю, забыл ли он что-нибудь. Не думаю, чтобы люди уходили с мыслью, что все успели сделать и действительно настал их черед. С одной стороны, папа осуществил все, что задумал: открыл школу, которая стала известна, вывел на арену великолепных мастеров. Он сумел даже то, о чем никогда не мечтал: воспитал дочь. А с другой… говорят ведь, что в абсолютном счастье и согласии с собой могут пребывать только слабоумные, а дураком Хосе Ривера не был никогда.
– Большое спасибо. Напоминаю, дорогие слушатели, у нас в гостях прославленный матадор Долорес Ривера, известная всем как Лолита Ла Бестиа. Мы вернемся в студию через пару минут, а пока для вас поет неотразимый Иглесиас-младший. – Ведущая снимает наушники и оборачивается к гостье: – Ничего, что я расспрашиваю о вашем отце? Просто его масштабная фигура, безусловно, интересна людям.
– Да-да, конечно. Я рада, что народ помнит, кто такой Пепе Бальенте.
– Вы знаете, можно догадаться, что не удалось сеньору Ривере…
– Что же? – прищуривается Лола. Она редко дает интервью, не любит глупых вопросов и примитивных умозаключений.
– Увидеть внуков, – жалостливо сообщает акула радиоэфира, будто ее лицемерное сочувствие может смягчить жестокую бестактность обидных слов. Она снова наклоняется к микрофону, собираясь задать очередной нелепый вопрос, но Лола опережает ее:
– Я вспомнила, что не получилось у папы. Он создал из меня достойного матадора и, думаю, считал это самой своей большой неудачей, главным промахом. Ведь на самом деле он хотел совсем другого. Он ждал, когда я наиграюсь в корриду и превращусь в обычную женщину с выводком детей, довольным супругом и церковью по воскресеньям…
– Вы ведь были замужем, – довольная диджей подбрасывает дров в огонь разыгравшихся страстей.
– …Была любовь, багряная, как пламя… – усмехается Лола, ловит на себе непонимающий внимательный взгляд. Придется удовлетворить любопытство: – И сирый плач дохнул подобно ветру, сметая прах и пепел раздувая [97] …
– Бывает.
– Да. Часто. Но в нашем случае таким ветром оказалась я сама. Я не дышу в унисон с мужчинами, моя грудь вздымается в такт с трибунами. Мне не нужны человеческие страсти, голубиное воркование и поволока в глазах. Я хочу звериного рыка, дрожи в коленях и напора приближающихся рогов.
97
«Канте Хондо» испанского поэта Антонио Мачадо.