Алая роза Тюдоров
Шрифт:
«А ведь я сейчас упаду», – подумала она с тревогой.
Кит стоял за ее спиной, учтиво склонив голову, как и все прочие пэры. Дини, новой придворной даме и к тому же кузине герцога, позволили встать рядом со знатнейшими вельможами. Заметив, что голова девушки начинает клониться, Кристофер сделал едва заметное движение и ловко, не звякнув мечом, не обеспокоив стоявшего рядом седеющего герцога, прочно ухватил ее за талию.
Дини почти не удивилась, почувствовав сильные руки, будто с самого начала ожидала его помощи. На какое-то время руки Кита полностью приняли на себя
Кроме того, он чувствовал, насколько беззаветно Дини доверяет ему.
Это был их самый тесный физический контакт с момента знакомства. И не только тесный, но и самый длительный. Тем временем королева приближалась, милостиво кивая подданным и собирая обильный урожай почтительных улыбок.
Дини отпустила конец своей пышной юбки и слегка пожала руку Кита. Тот улыбнулся, сразу же разгадав смысл сигнала. Пожав ей руку в ответ, он отпустил талию девушки. Она же почувствовала, что краснеет и сию минуту разразится слезами – так подействовало на нее прикосновение руки Кристофера. А затем – слишком поздно для того, чтобы успеть как-то подготовиться, – она поняла, что королева подошла к ней.
Мгновенно вернувшись к реальности, она стала припоминать, что следует делать дальше. Черт! А ведь они тренировались только сегодня утром. Они – Дини, Мери, Сесилия и Кэтрин.
Затем она вспомнила: необходимо низко, очень низко присесть перед королевой. Но в спешке Дини забыла, что выпустила из рук подол платья, чтобы коснуться руки Кита. Носком туфельки она наступила на злополучный подол и секунду спустя оказалась распростертой на полу.
На короткое время в зале установилась мертвая тишина, затем по рядам придворных пробежал шепоток. Одна из дам тихонько вскрикнула, а некий джентльмен – скорее всего Томас Говард – прямо-таки запыхтел от негодования.
Кит сделал шаг вперед, чтобы помочь ей подняться и наступил на шлейф. Забормотав извинения, он принялся поднимать кузину, но как назло сам запутался ногой в шлейфе и рухнул на пол, громыхая ножнами меча и увлекая Дини за собой.
Дини попыталась встать, опершись локтем на плечо Кита, но, поскольку подол ее юбки прижимала к полу его нога, ей никак это не удавалось.
Неожиданно шепотки и ропот негодования в зале заглушили раскаты громоподобного смеха. Король Генрих, покраснев от натуги и закинув голову, от всей души хохотал, широко разевая рот и хлопая себя по ляжкам от избытка чувств.
– Бог мой! – кричал король, а вслед за ним заулыбались и пэры, присоединившись к веселью своего сюзерена. – Да это самое великолепное приветствие, какое мне только приходилось видеть! Ха! Мистрис Дини и Гамильтон, мы от всего сердца благодарим вас за доставленное удовольствие!
Не закончив фразы, Генрих VIII снова залился хохотом, от которого у него на глазах выступили слезы и все огромное тело, затянутое в усыпанный драгоценностями камзол, стало сотрясаться.
Дини и Кит наконец-то смогли подняться на ноги и встретиться лицом к лицу с королевой.
Она оказалась абсолютно не такой, какой ее представляла себе Дини. Она ожидала увидеть некую иноземную
И вот всем на удивление королева тоже хихикнула, а потом засмеялась самым непосредственным девичьим смехом. Затем она хлопнула ладошкой Дини по руке и произнесла с ужасающим акцентом:
– Мистрис Дини, я хотеть благодарить тебя, что ты сделал мой очень красивый муж ужасно радый.
Кристофер поторопился объяснить, что его кузина всего несколько дней при дворе и не совсем еще преуспела в искусстве этикета. Он изысканнейшим образом раскланялся перед королевой, и та вспыхнула от удовольствия, не устояв перед мужским обаянием герцога.
В это время король сотрясался от смеха всем своим огромным телом. Королева, прежде чем отойти, шепнула на ухо Дини:
– Я надеяться, мистрис Дини, что так как мы обе есть новые при дворе, то мы обязательно стать большими друзья. – После чего молодая королева продолжила свой обход.
Дини, еще не пришедшая в себя от случившегося, почувствовала, что улыбается. Ей понравилась королева – и наплевать, что о ней думает король или даже сам герцог Гамильтон.
И еще одно поразило ее: даже в этом мире удивительно сильных и резких запахов тот, что исходил от королевы, и в самом деле напоминал зловоние.
Один из королевских министров между тем находился вовсе не в Большом зале для приемов. Его отсутствие было, несомненно, нарушением этикета, но нарушением, тщательно спланированным королем, на которое Генрих VIII возлагал большие надежды.
Томас Кромвель мерил шагами свои покои, не обращая внимания на то, что высокий, отороченный мехом воротник загнулся и натирал ему мясистую щеку. Внизу, в зале, королева принимала пэров Англии. Свежеиспеченный граф Эссекс тоже должен был находиться там – рядом с Норфолком, Саффолком и Гамильтоном. Вместо этого король заставил его работать над документами, которые позволили бы аннулировать брак.
Главное заключалось не в том, что король и пэры могут отправиться на охоту, напрочь позабыв о существовании первого министра. Гораздо хуже было другое: король не допустил Кромвеля в Большой зал, лишил его чести приветствовать даму, которую он, Кромвель, сделал королевой.
Кромвель с силой нажал на перо, так что оно хрустнуло. Он догадывался, что скрывалось за странным поведением короля, ему уже виделись зловещие письмена его будущей судьбы на каменной стене. Кромвелю приходилось видеть подобные проявления монаршей «милости» по отношению к другим. Глубокая – на первый взгляд – привязанность короля к тому или иному из придворных могла за одну лишь ночь обернуться неприязнью и даже ненавистью.