Алая Завеса
Шрифт:
— Проголодался, наверное, — сказал Уилл. — Ничего, малыш, скоро накормим. Наш маленький вервольф просто обожает мясо. Как-то раз я делился с ним стейком и Йозеф был просто в восторге. К вегетарианскому образу жизни я его не приучил. Поэтому вырастет из Йозефа жуткий монстр, который всех вас съест.
— А начнёт с тебя, — кинул Вильгельму оператор, но тот лишь отмахнулся:
— Не начнёт. Меня он любит и будет мне верен. Такой вот у нас сторожевой пёс. Ну, полай уже, пора учить тебя командам! Нет, лаять ему рановато.
— Ещё чего, — снова вмешался оператор.
— И вообще, тебя он тоже любит. Не так сильно, как меня, но, думаю, есть не станет. Если со мной что случится, то ты будешь за ним ухаживать!
— Да я его уже сейчас боюсь!
— Меня бойся. Оставишь Йозефа на произвол — вернусь и накажу.
— Убедил, Уилл. Убедил.
— Ой. Кажется, нас заметили. Выключай камеру, выключай!
— Волка прячь!
На этом видеоплёнка закончилось и картинка угрюмо остановилась. Столь печально и скоротечно, но ничего лучшего Юлиан не ждал.
— Ты впервые увидел его? — спросила Пенелопа.
Юлиан только что вспомнил, что она тоже здесь.
— Да, — грустно ответил Юлиан, проверим прежде, нет ли слёз на его глазах.
— Правда похож на тебя. Такой же весёлый и таинственный.
— И мёртвый, — взгрустнул Юлиан. — Зато теперь я понимаю, почему вервольф сказал мне, что я очень напоминаю Уильяма.
— Что ты понял?
— Мой отец вырастил волчонка и воспитал его. Наверняка, позже сдружился и с другими. Не думал, что у вервольфов могут быть друзья среди людей.
— Могут. В них же есть какая-то собачья верность. Вот и любили твоего отца как своего. Надеюсь, что мы убили не Йозефа.
— Не могли, — тоже понадеялся Юлиан. — Тот совсем молодой был, а Йозефу могло быть лет двадцать. Ривальда только. Она могла убить как раз Йозефа. Чтобы помешать ему сказать мне какую-то правду про отца. Йозеф же, судя по всему, многое про него знал.
— На плёнке указан 1989 год, — сказала Пенелопа.
— Значит, Йозефу было шесть лет, когда мой отец погиб. Наверное, особенный возраст для вервольфа.
— Они развиваются быстрее, а живут дольше.
— Люди и тут проигрывают, — усмехнулся Юлиан. — Пенелопа, подай мне вторую плёнку.
Однако, это обернулось разочарованием — плёнка оказалась пуста. Неизвестно, для чего Вильгель запрятал её в свой архив. Или же данные были удалены — это Юлиан вряд ли когда-то узнает. Во всяком случае, не сегодня.
— Пенелопа, можешь забрать записи себе? — попросил Юлиан. — Не хочу, чтобы миссис Скуэйн заметила, что я их брал. У тебя будут в безопасности. Как-нибудь ещё посмотрю на отца.
— Без проблем. Даю слово, не потеряю.
И Юлиан очень ей верил. Или надеялся верить. Всё-таки доверил ей самое важное, что имел на данный момент — частицу своего отца на киноплёнке. Это мало, но что-то — лучше,
11. Соучастник.
«Да, мой нос длиннее, чем у большинства людей и из чужих дел никогда не вылезает. Сколько я не убеждал себя, что пора остановиться — подсознание не слушало. В итоге однажды наступил один момент, когда я оказался втянут во всё это по уши и обратной дороги уже не было. Тогда я и начал корить себя за излишнее любопытство…»
Несмотря на приближающийся ноябрь, листья в Зелёном Альбионе ещё не опали, окрасив его в приятный оранжевый цвет. Деревья в Зелёном Альбионе были в обильном количестве и являлись местным достоянием наравне с Департаментом и Парламентом.
Однако порой золотая осень нагоняла на душу ноющую тоску, которую могло снять только общение с близкими друзьями. Одиночество загоняло в полный тупик и являлось на данный момент злейшим и опаснейшим врагом, грозящим полностью разрушить психику молодого человека.
Поэтому Академия, к величайшему удивлению, стала не врагом, а другом, потому что была единственным способом спасения от угрожающего одиночества, которое начало преследовать Юлиана Мерлина в доме миссис Ривальды Скуэйн.
Она стала очень закрыта внутри себя после смерти Люция Карнигана. Хоть Юлиан активно подозревал её саму в этом злодеянии, скорбь она выражала очень правдоподобно. Кто кого обманывает — выяснять не приходилось.
— Ты снова не заметил меня! — угрожающим тоном воскликнула Хелен, словно из ниоткуда появившаяся в буфете и нарушив тем самым идиллию, которая сопровождала Пенелопу и Юлиана.
— Ты мне? — спросил Юлиан. — В смысле, привет. Присаживайся.
— Я стояла на крыльце, когда ты подъехал к Академии. Можешь себе представить, Пенелопа — он прошёл мимо меня, не обратив никакого внимания!
— Прости, — улыбнулся Юлиан, едва сдерживая смех. — В следующий раз обязательно буду внимательнее.
— Да-да, сколько раз я уже это слушала.
— Хелен, ну почему ты всегда мучаешь его? — пожаловалась Пенелопа. — Он же едва тебя знает!
— Надо же. Вы называете это «едва»? Мы все — братья по оружию. Или вы забыли тот случай с волками?
— Йохан тоже наш брат по оружию? — спросила Пенелопа.
— Да. Брат по оружию, но неудачник. Кстати, о волках… Он не погиб.
— Кто не погиб? — пристально прислушался Юлиан.
— Ну тот вервольф. Которого Йохан пырнул слоновой костью. Он сейчас находится в больнице и по-моему, у него всё хорошо.
— По-твоему или со слов твоей матери? — спросила Пенелопа.
— И то, и то. По крайней мере, он не в реанимации, а значит, идёт на поправку…
— Йохана ты уже обрадовала? А то он на измене весь сидит после того случая.