Алба, отчинка моя…
Шрифт:
Видите ли, лет сорок назад, невзрачная тощая дурнушка на гулянке прыснула в кулак, глядя на коротышку, а он, Скридонаш, что подумал? Он даже разволновался: «Эге, видно, я ей здорово приглянулся, смотри, как смутилась…»
Эх, годы наши юные, мозги набекрень… Может, это сама судьба ему ухмыльнулась, и звали эту судьбу Анастасией, которая лет шесть уже ходила в старых девах. Но он женился, перебрался к ней и готов был всю жизнь служить глупому Тасийкиному хихиканью. Кто из них сплутовал тогда, с этими смешками и смущениями?
А
И вот Кирпидин держал в руке клочок бумаги, где черным по белому, с печатью, подтверждалось: «Гражданка Рарица Георгиевна Патику 13 января 1967 года родила мальчика (отец — Патику Спиридон Николаевич), что удостоверяется настоящей справкой для представления в сельсовет».
С бумажкой в руке Кирпидин вернулся в палату. Увидя его, Рарица отвернулась к стенке, словно эта безупречная белизна могла поговорить с мужем вместо нее.
— Смотри, Рарица, смотри! Может, наш еще в пеленки не наклал, а бумажка на него уже имеется!
Дед повертел справку и сунул ее в шапку.
Оглянулась Рарица, а у нее — что ты будешь делать? — опять полные глаза слез.
— Послушай, Рэрука, да что с тобой? Плачешь и плачешь… Тяжело было ночью, да? Ну ничего, милая, помнишь, что я говорил? «Родила нас мать, двойняшек, рано утром в воскресенье, а теперь сама не рада: что ни день — опять рожденье!»
У Рарицы побежала по щеке слезинка и вместе со вздохом вырвалось:
— Ступай, Скридон, ступай… иди, иди, иди… — говорила, умоляюще глядя на старика, и слова нанизывались, как бусинки, казалось, пока не переведет дух, все будут бежать эти бусинки «иди-иди» по тоненькой ниточке…
— Ладно. Ты полежи, а я схожу в сельсовет, — сказал Кирпидин и вышел.
А ведь с этой самой прибаутки все у них и началось. Увидел ее Скридон и так же по-петушиному выпятил грудь, весело поздоровался: «Родила нас мать, двойняшек…» — и протянул руку:
— Давай-ка сюда твой мешок! Что тебе нужно, а?
Был субботний вечер, и Рарица зашла во двор колхозных складов набрать немного соломы или лошадиного помета — хотела, видно, печку подмазать. Скридон уже работал здесь сторожем. Пошел, так сказать, на повышение: осенью перевели из тракторной бригады в село, на бойкое место, — все лучше, чем в поле ночи коротать, как суслику.
Нужно ведь человеку где-то зимовать? Не строить же ему в сорок пять лет новый дом! И для чего одному мужику целая хата? Он стал уже как собака, что прибилась к отаре, — куда овцы с чабаном, туда и ему трусить…
Так сидел он и думал, глядя, как садится солнце, и в это время зашла во двор Рарица с мешком. Вот тебе пожалуйста: как говорится, пошла за соломой, а нашла жениха! Да еще какого — добряка,
— Брось ты возиться с этим мешком, Рарица! Я тебе завтра целую подводу привезу. Договорились? Что у нас завтра? Воскресенье? Все, будет у тебя в воскресенье соломы, сколько душенька пожелает.
Он подошел к ней, выпятив грудь:
— Приеду завтра свататься, а с соломой и дровец подкину… Что еще нужно? Ты говори, не стесняйся! Приеду и скажу — вот мое приданое, и посмотрим, будешь собак науськивать? Или соседей позовешь, чтоб палками прогнали?
Рарица в ответ только «хи-хи-хи» да «ха-ха-ха», словно из стручка посыпались в миску фасолины.
А Скридонаш знай свое:
— Не смейся, миленькая! Не смейся так, а то ночью могу присниться!..
Ну что ж, пошутил дяденька, и ладно. Пошла себе Рарица домой с мешком соломы.
Но на другой день, когда собирала бурьян для свиней, позвал ее племянник, Надин сынишка:
— Тетя Рарица, там вас человек дожидается!
Побежала домой, смотрит — сидит на табуреточке бадя Скридон и ногами болтает, как мальчишка, — пятки до земли не достают. Увидел Рарицу и с ходу, словно они с Надей вдовушки, а сам он то ли сваха, то ли жених:
— Поди сюда, Рара. Ну как, снился тебе сегодня или нет?.. Знаете что, милые мои, я не из тех, что вертятся вокруг да около. Так вот, у меня есть предложение, как любят говорить у нас в правлении. А ты, Надя, будь мне свидетелем. Есть у меня ниточка, и если протянет мне Рарица кусочек лыка, мы сплетем из лыка с ниточкой веревочку и назовем это нашей жизнью… Или ты против, Рарица? Я же сказал тебе вчера: «Родила нас мать, двойняшек, рано утром в воскресенье…» Или сегодня не воскресный день?
И Рарица в ответ улыбнулась смущенно своей желтой улыбкой тыквенного цветка:
— Ой, а я тут с бурьяном в подоле… Сейчас я…
И бросилась со всех ног, оставив жениха и свата в одном лице болтать ногами на табуретке. А Надя поведала Скридону, что приключилось с ее сестрой. По-матерински, защищая единственное свое чадо, с жаром, будто это вчера только случилось, рассказывала она, как бандит Бобу наставил на Рарицу автомат, наводивший на округу смертельный ужас, и силой увел в лес, а там воровски улестил ее словами и двуликой своей змеиной улыбкой, напугал угрозами и звериной повадкой… «Верите ли, бадя, он как с цепи сорвался!»
А Рарица стояла в сенях и, дрожа, как от холода, слушала. Сестра правду говорила, но разве может знать женщина о другой женщине всю правду? Надя никогда не узнала, как завопила во весь голос ее Рарица, ослепнув от любви и ревности, как схватила Бобу за руки: «Не ходи-и-и! Не надо-о-о! Сделай со мной что хочешь, вот я — меня возьми. А сестру не надо! Не тронь сестру, бадя, возьми меня!..» И он еще раз ее полюбил, и от радости она разбила кувшин…
Прошло не меньше часа, пока вернулась в комнату, переодетая, причесанная, тихо проговорила: