Александр Агренев. Трилогия
Шрифт:
– Простите, что перебиваю вас, ротмистр (Розуваев даже дернулся, когда услышал эту фразу), а как же убитые?
– Вы знаете, Валериан Петрович, перестрелка в условиях такой видимости, практически в полной темноте… Я удивлен, что выживших оказалось так много.
– Н-да… пожалуй, что вы правы. Продолжайте, прошу вас.
– Теперь по поводу убитой троицы. Некто Миклош, Эмил и Влодзимеж, если я не ошибаюсь? Они являлись старшими среди задержанных контрабандистов и были допрошены мной на предмет установления их личности. Сотрудничать отказались и, когда их возвращали к остальным задержанным, напали на конвойных, попытались сбежать, на предупредительные крики и выстрелы не реагировали.
– Понятно. А вот скажите, князь, почему нижние чины были вооружены винчестерами, а не штатным оружием?
– Дело в том, Сергей Юрьевич, что есть такое распоряжение господина ротмистра – всемерно беречь казенное имущество, в том числе и патроны к ружьям Бердана. Мне проще выдать нижним чинам свое оружие и свои боеприпасы, чем писать пространную объяснительную по поводу чрезмерного и ничем не оправданного расхода патронов.
– Однако! Гм, ладно, господа. Я думаю, нам следует считать весь этот разговор досадным недоразумением. А также поздравить Александра Яковлевича с очередным успехом! Я посмотрел… немного. Думаю, что премия выйдет не меньше тридцати тысяч. А вон и чиновники из Таможенного департамента появились!
Подполковник Росляков был полностью и категорически согласен с Блинским, корнет шумно переводил дух, ротмистр Розуваев угрюмо багровел, но молчал – идти против мнения сразу двух старших офицеров? Только ненавистный ему подчиненный не спешил радоваться, а подозвал вестового и тихо что-то приказал ему.
– Ну-с, Александр Яковлевич, как я посмотрю, ваша удачливость вас не оставила!
– Благодарю за лестные слова, Сергей Юрьевич, но боюсь, это был последний перехваченный караван на данной заставе.
– Вот как? Князь, вы преувеличиваете. Но, право же, мне искренне жаль будет расставаться с вами.
– Дело не в моей скорой отставке, дело в нынешнем командире Олькушской заставы.
Бригадный адъютант недоуменно взглянул на удивленного не меньше его ротмистра и осторожно уточнил:
– Вы не могли бы выразиться… точнее?
– Охотно, Сергей Юрьевич. Приказы, которые издает ротмистр Розуваев, заставляют меня думать, что он очень заботится о безопасности и удобстве для господ контрабандистов. Может, он им сочувствует? Или вообще имеет свой финансовый интерес.
– Что?!
Григорий Анатольевич аж почернел лицом, до того ему стало дурно. Хватая ртом воздух, он не мог решить, что ему делать в первую очередь. Что-то орать, пардон, говорить ему просто не хватало сил и кислорода, молчать же было нельзя. А попытка положить руку на кобуру привела к тому, что на столе перед штаб-ротмистром материализовался штатный «смит-вессон». Недолгое, но очень тяжелое молчание разорвало появление запыхавшегося вестового с пухленькой папкой в руках.
– Вот, вашбродь… Разрешите идти?
– Ступай, голубчик, ступай. А вот, господа, мои доказательства. Это, изволите ли видеть, приказ о прекращении занятий по боевой подготовке с нижними чинами, это запрет на любую стрельбу в сторону границы. Надеюсь, все помнят, откуда к нам поступает контрабанда? Это распоряжение об экономии боеприпасов. Кстати, вы знаете, как именно несуны убили дозорных третьего взвода? Они просто послали одного молодого паренька с небольшой торбой на спине. Он якобы поздно заметил дозорных и бросился убегать, а они, естественно, за ним: им ведь было запрещено
По мере того как Александр выкладывал все новые и новые листы с подписью ротмистра, последний все больше и больше бледнел. А вот два старших офицера становились все озабоченнее: как-то уж слишком похоже на правду все выглядело.
– По поводу прошений об отставке. Я беседовал с поименованными в этом списке нижними чинами, и все они, как один, высказали одну причину, по которой подали свои прошения – интенсивные строевые занятия, иногда до шести часов в день, вместо положенного им отдыха. Господа, я считал, что на границе требуются несколько иные умения. Или планируется большой смотр-парад? Далее… Ротмистр забыл упомянуть в своем рапорте трехнедельной давности, что утрачено оружие дозорных, а именно два ружья системы Бердана. Вместо этого он приказал отрядному фельдфебелю изыскать замену. Тот, конечно, нашел. Не знаю только, чего это ему стоило. У этой замены полностью расстреляны стволы и крайне изношен ударно-спусковой механизм, то есть они годны исключительно для того, чтобы пугать издали. Как из них в случае надобности будут стрелять солдаты – натуральная загадка…
– Это все, Александр?
Видимо, от волнения или расстройства Блинский позволил себе некоторую фамильярность, но его можно было понять – далеко не каждый день узнаешь такие новости. Подполковник молчал, но бросал на Розуваева такие убийственные взгляды, что того лихорадило.
– Почти, Сергей Юрьевич. Господин ротмистр не так давно заявил, что я позорю честь русского офицера. На это полагается только один ответ. Я к вашим услугам, милостивый государь! Или мне нужно вас оскорбить так же, как вы меня?
Ротмистр величественно встал, обвел всех взглядом загнанной собаки и потерял сознание.
«Устал, сердешный. Или к нему дядя Кондратий пришел?»
В поднявшейся суматохе спокойствие сохранили только князь и бригадный адъютант: первый аккуратно собрал все листы обратно в папку, а второй эту самую папку принял, немного помедлил и приказал:
– Александр Яковлевич, до выяснения всех обстоятельств и выздоровления ротмистра вы – исполняющий должность командира заставы.
– Слушаюсь!
– Вот! Не было печали… до встречи, Александр Яковлевич.
Чиновник, закончивший оценку контрабандного товара, слегка удивился, когда увидел «вынос тела» так и не пришедшего в сознание Розуваева, но тем не менее быстро сориентировался и подсунул свои бумаги на подпись штаб-ротмистру Агреневу:
– Прошу-с… И вот на этом листе… Благодарю-с, вот это вам, и всего наилучшего!
Вернувшись в опустевшую канцелярию (корнета Дымкова князь приказным порядком отправил отсыпаться), Александр еще раз посмотрел итоговую цифру, довольно улыбнулся и, вызвав вестового, приказал выпустить из «холодной» старшего и младшего унтеров. Сидельцы, явившись в канцелярию, сильно удивились отсутствию «любимого» командира заставы, а еще больше – поведению и внешнему виду своего непосредственного командира: без фуражки, с расстегнутым воротничком на кителе, расслабленно-спокойный… Как кот, добравшийся до вожделенного куска рыбы.